Когда в зал вошла Люда, старушки разом повернули головы в ее сторону, потом в сторону Андрея, потому что Люда улыбнулась ему и сделала рукой что-то вроде салюта, а потом наклонились к своему «Огоньку» и, сдвинув головы, зашептались еще оживленнее.
Люда подвинула стул и села рядом с Андреем.
— Давно ждешь? — спросила она.
— Недавно.
Он взглянул на старушек. Чего они шепчутся? Делать им нечего. Сидели бы дома да пили чай...
— Александра Ивановна здесь?
Он кивнул.
— Андрюша, а если никто больше не брал книжку?..
Он пожал плечами.
— Не мог же снимок появиться ниоткуда!
Старушки опять подняли головы.
Он встал.
— Идем к Александре Ивановне.
В этот момент отворилась дверь и вошла Александра Антоновна.
— А, Степушкин! — сказала она. — Весьма кстати. Почему ты ушел с уроков в тот день, когда в школе был твой отец?
Андрей почувствовал, как тяжелая горячая волна ударила в щеки.
«Для чего? — подумал он. — Неужели она не видит, что я не один? Неужели она не понимает?»
— Почему ты молчишь?
— Потому что не хочу отвечать! — сказал Андрей, холодея от собственной дерзости, и, круто повернувшись, вышел из читальни на улицу.
Люда догнала его у сквера Победы.
— Кто это такая? — спросила она.
— Наш завуч.
— У нее что, немножечко не того?.. — Люда покрутила пальцем у своего лба.
— Наоборот, — хмуро ответил Андрей.
— Это одно и то же, — махнула рукой Рагозина. — Если бы она была нормальной, она никогда так не поступила бы. Для каждого разговора есть свое время и свое место. В середине века это знали даже неграмотные.
В сквере не было ни души. Голые деревья, неподвижные, словно выкованные из чугуна, тянули в мутное белесое небо узловатые руки. Рядами проволочных заграждений стояли кусты.
— У меня всегда так получается!.. — вдруг с отчаяньем сказал Андрей.
— Что?
— Вверх ногами. Хочу сделать нормально, а получается вверх ногами. Всю жизнь так...
— Даже «Космос»?
— Ну... «Космос» другое дело. А остальное...
— В таком случае у меня тоже все вверх ногами, — сказала Люда. — Сначала я хотела стать балериной, потом инженером-химиком, потом ботаником.
— А сейчас?
— Историком. Знаешь, где я хотела бы пожить? В Голландии тысяча шестьсот семьдесят второго года.
— Почему тысяча шестьсот семьдесят второго?
— Потому что в это время там вывели черный тюльпан. Ты не представляешь, что там творилось! Какие торжества были! И еще мне хотелось бы стать врачом... А в конце концов ничего путного из меня не получится. Так говорит мама.
— Из меня тоже, — сказал Андрей. — Что в школе не случится, я почему-то оказываюсь замешанным. Не хочу, а оказываюсь...
