Но он покачал головой.
— Человек наделен ограниченным количеством сил, Паджи, — сказал он, — и если он потратит их на одно, на другое их уже не хватит. Мои силы ушли туда, — он указал взглядом на статую. — Я теперь почти не сплю, — добавил он.
— Тогда вам нужно обратиться к врачу, — сказал я встревожено. (Я был уверен, что он болен.)
— Нет, нет, Паджи. Все мои силы уходят туда; все, кроме небольшого остатка, который не может уйти… Ты слышал разговоры художников о том, что они вкладывают душу в свою работу, Паджи?
— Не надо напоминать мне о моих никчемных миниатюрах, Бенлиан, — попросил я.
— Ты наверняка слышал такие разговоры. Но они шарлатаны, эти профессиональные художники, все до единого, Паджи. Им нечего вкладывать, потому что их души не стоят и гроша… Ты знаешь, Паджи, что Сила и Материя — это одно и тоже? Что в настоящее время установлено, что нельзя определить материю иначе, как точку приложения силы?
— Да, — горячо ответил я, как будто слышал это не в первый раз, а в сотый.
— Таким образом, если можно вложить душу в свое творение, то с тем же успехом можно вложить в него и свое тело…
Я придвинулся очень близко к нему и вновь почувствовал, будто кто-то чужой завладел моим голосом. Мой ум озарила искра понимания.
— Неужели, Бенлиан? — вскричал я шепотом, почти не дыша.
Он кивнул три или четыре раза и что-то прошептал. Я не знаю, почему мы оба перешли на шепот.
— Это правда, Бенлиан? — снова прошептал я.
— Показать тебе?.. Хотя я и пытался изо всех сил не допустить этого…
— Да, покажите! — ответил я сдавленным голосом.
— Тогда не говори ни слова! Я храню их там, наверху…
Он приложил палец к губам, как будто мы с ним были двое заговорщиков; затем он на цыпочках пересек студию и поднялся к себе в спальню на антресоли. Вскоре он также на цыпочках вернулся, держа в руках несколько свернутых листов бумаги. Это были фотографии. Мы вдвоем склонились над маленьким столом. Руки Бенлиана дрожали от волнения.
— Помнишь это? — прошептал он, показывая мне шероховатый снимок.
Это был один из снимков, сделанных мной с использованием потускневших фотопластинок после первого вечера нашего знакомства.
— Подойди поближе ко мне, если ты напуган, Паджи, — сказал он. — Ты говорил, что фотопластинки старые. Но нет, пластинки были в порядке; это я — не в порядке!
— Конечно, — произнес я. Это казалось таким естественным.
— Вот это, — сказал он, взяв со стола снимок под номером «1», — обычная фотография, где я изображен до того, как
