— Вам должно быть тяжело. Не могу отрицать, что меня эта история всегда интересовала, но ведь для вас, Эбба, она слишком личная.
Хозяйка покачала головой.
— Я была такой маленькой, что не помню свою семью. Я не могу скучать по тем, кого не знала. Это совсем не то, что… — Она отвела взгляд.
— Думаю, вы встречались с моим мужем, Патриком Хедстрёмом. Он один из тех полицейских, что были у вас в субботу. Я сожалею об этом неприятном инциденте.
— Да, приятным его не назовешь. Не понимаю, кто хотел причинить нам зло! — всплеснул руками Мортен.
— Патрик думает, что это имеет отношение к тому, что случилось в семьдесят четвертом году… — сказала Эрика и тут же выругалась про себя. Ей хорошо было известно, как злится муж, когда она рассказывает другим о ходе расследования.
— Но разве это возможно? Прошло более тридцати лет, — возразила Эбба.
Она взглянула на дом. С того места, где они сидели, ничего не было видно, но они слышали, как трещат доски.
— Можно мне задать несколько вопросов о том происшествии? — попросила Эрика.
— Конечно. Правда, я уже сказала вашему мужу, что мало что знаю, — сказала фру Старк. — Но вы спрашивайте.
— Ничего, если я запишу наш разговор? — спросила Эрика, доставая диктофон из сумки.
Мортен бросил взгляд на жену, но та только пожала плечами:
— Ничего.
У Эрики засосало под ложечкой от волнения. Она хотела найти Эббу в Гётеборге, но раньше у нее руки не доходили до этого дела. А теперь эта женщина сама оказалась во Фьельбаке, и, может быть, проделанная Эрикой работа даст наконец результат.
— У вас что-нибудь осталось от родителей? Что-нибудь из этого дома?
— Нет, ничего. Приемные родители сообщили, что, когда я к ним попала, при мне была только сумка с одеждой. Но даже она была не из дома. Мама говорила, что какая-то добрая женщина сшила мне одежду и украсила вышитыми инициалами. Они у меня есть. Мама сохранила их на случай, если у меня родится дочь.
— Никаких писем, фото?
— Нет, ничего такого.
— У ваших родителей были родственники, которые могли забрать личные вещи?
— Нет, никого. Я говорила вашему мужу. Насколько я знаю, моих бабушек и дедушек не было в живых. Видимо, родители были единственными детьми в семье. Если у нас и есть дальние родственники, меня они никогда не искали. И никто не хотел меня удочерить.
Это прозвучало печально. Эрика сочувственно посмотрела на Эббу, но та только улыбнулась:
— Не нужно меня жалеть. У меня есть мама и папа, которых я обожаю, и брат с сестрой. Больше мне никто и не нужен.
