Вскоре оба вновь оказались в столице, где продолжилось их совместное гусарское житье. Заметной вехой его стало их участие в так называемом «кружке шестнадцати», где Лермонтов играл весьма заметную роль. Кое-кто из лермонтоведов XX столетия пытался представить этот кружок как «гнездо свободомыслия». Фактически же это было просто собрание фрондирующих представителей аристократических фамилий, позволявших себе выпады по поводу существующих порядков.
Конфронтация Столыпина с императором Николаем Павловичем не ограничивалась только этими словесными выпадами в кругу друзей. По словам биографа поэта П. А. Висковатова: «У него (Столыпина) была неприятность по поводу одной дамы, которую он защитил от назойливости некоторых лиц. Рассказывали, что ему удалось дать ей возможность незаметно скрыться за границу». Под «некоторыми лицами» подразумевались, конечно же, Николай Павлович и шеф жандармов Бенкендорф. А вот имя дамы достоверно выяснить так и не удалось, несмотря на, казалось бы, убедительные версии, выдвинутые исследователями.
Но так ли оно важно, если мы знаем, что ничего личного в действиях Монго не было, ибо как раз в это время начался его длительный и бурный роман с известной красавицей – графиней А. К. Воронцовой-Дашковой. Многолетняя привязанность к ней, исключавшая все другие любовные приключения в свете, не спасла Монго от личной неприязни Николая I, о которой упоминал его родственник Александр Аркадьевич Столыпин: «Говорят, что государь Николай Павлович, гордившийся своей внешностью, имел слабость ревновать к успехам Алексея Аркадьевича и не скрывал своей нелюбви к нему».
Наверное, очень не поздоровилось бы Монго, узнай император о его служебном проступке – отсутствии в полку без уважительных причин летом 1839 года. За свое прегрешение Столыпин подвергся серьезному дисциплинарному наказанию – двухмесячному содержанию на гауптвахте. Срок немалый, предполагавший последующий перевод гвардейского офицера в один из армейских полков, скорее всего – на Кавказ. Чтобы избежать этого, Столыпин подал прошение об отставке, которое было удовлетворено. Увы, в феврале 1840 года состоялась дуэль Лермонтова с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом, в которой Столыпин был секундантом. Как человек чести, Столыпин признался в этом сам, хотя кара ему грозила немалая. Правда, она не последовала – в резолюции по делу император приказал лишь объявить Столыпину, «…что в его звании и летах полезно служить, а не быть праздным». Так что пришлось Монго снова надевать мундир – на сей раз Нижегородского драгунского полка.
