Эксперимент | страница 40
Он удивился. Минуту сидел неподвижно, как йогин, потом констатировал:
-- Для искусствоведа ты интересуешься очень не "смежными" темами.
-- Это, по-твоему, странно?
-- Уже нет.
Пожалуй, мы оба уже не такие как Внешние. Дело отнюдь не во внешнем: машины, "обитель" - не главное. Да, Наблюдатели это фиксируют, делают выводы, строят теории... Мы изменились, а это они проморгали.
Мы - люди искусства. Оно неделимо на жанры и стили, искусством является творчество в каждом его проявлении, ибо искусство есть озарение, приходящее к мастеру. Искусство - оно не профессия, оно есть искусность как уровень. По достижении этого уровня и происходит качественный скачок.
Отойдя от машины, "монах" обернулся и делал "пассы" над прозрачным мольбертом. Меня не стеснялся! Уже?! Ведь о нём были данные, что он с трудом принимает кого-то в свой круг.
Через пару секунд он махнул мне: "Пойдём!", и буквально вбежал в "монастырь". Я же снова не мог обойти эту надпись. Она не пугала, напротив, манила войти во вселенную "скита". Но я не решался.
"За этой стеной ничего нет. Кроме целого мира."
Я очень боялся, войдя, изменить этот мир (изменить наблюдением... определённо, я перезанимался...).
"Монах" между тем снова вышел, схватил меня за руку, и без усилий, однако настойчиво ввёл меня внутрь. Возможно, вот так непосредственно он и вводил сюда многих художников. Будто прочтя мои мысли (так сказать, мои "копенгагенские" мысли), "монах" успокоил:
-- Другим это не помешает: мы все в эти дни возвращаемся к службе, к работе... Моя служба здесь.
Он замолк, предлагая смотреть самому. Не мешая увидеть.
Помимо желания снова смотрю как механик: жилища и студии - в стенах, причём капитально построены внешние стены и перегородки-упоры, а все обращённые внутрь, "во двор" стенки - лёгкие. "Кельи" похожи, почти однотипны, но каждая "келья" хоть чуточку индивидуальна: жилище одних отделяет от студии "келья" соседа, других лишь кладовка, у третьих стена (и, как правило, с дверью), четвёртые вовсе живут в окружении красок, томов или нот...
А четыре "луча" суть навесы: один подарил тень столу для обедов, другие скрывают плетёную мебель, пюпитры, мольберты в каком-то живом беспорядке. Всё это не брошено, это оставлено зная, что вскоре вернёшься. Не убрано ибо не надо: он создал здесь мир, куда тянет вернуться, а дома ты хочешь найти вещи так как оставил.
-- Ты понял, - услышал я голос "монаха".