В правление короля Ярви никакой чести не было вовсе.
Несколько человек схватили носовой трос и вытащили корабль на берег мимо плавающего трупа. Остальные достали оружие и поспешили к Амвенду. Город уже горел.
Ярви пожевал губу, готовясь перебраться через борт, собирая остатки королевского самообладания, но ручка его позолоченного щита закрутилась в слабой хватке, спуталась с мантией и чуть не свалила его лицом в морскую воду.
— Будь проклята эта дрянь! — Ярви ослабил ремни, стащил щит с иссохшей руки и забросил его между сундуками, на которых в море сидели гребцы.
— Мой король, — сказал Кеймдал. — Вам следует оставить щит. Не безопасно….
— Ты дрался со мной. Ты знаешь, чего стоит мой щит. Если на меня нападет кто-то, кого я не смогу остановить одним мечом, мне лучше убежать. А без щита я бегаю быстрее.
— Но, мой король…
— Он король, — прогремел Хурик, запуская толстые пальцы в поседевшую бороду. — Если он скажет, чтобы мы все отбросили щиты, так и будет.
— У кого все руки на месте, пусть остаются со щитами, — сказал Ярви, соскальзывая в прибой и ругаясь, когда очередная волна снова промочила его по пояс.
Там, где песок уступал место траве, несколько связанных между собой новообращенных рабов ожидали, что их отведут на борт. Сгорбленные, испачканные сажей, с глазами полными страха, боли или неверия в то, что нахлынуло с моря и украло их жизни. Рядом с ними группа воинов Ярви играла на их одежду.
— Ваш дядя Одем спрашивал о вас, мой король, — сказал один из них, затем поднялся и пнул всхлипывавшего мужчину в лицо.
— Где? — спросил Ярви. Его язык застрял во внезапно пересохшем рту.
— На вершине крепости. — Мужчина указал в сторону каменной башни на отвесной скале над городом. С одной ее стороны злились волны, с другой была пенная бухта.
— Они не закрыли ворота? — спросил Кеймдал.
— Закрыли, но трое сыновей главы остались в городе. Одем перерезал глотку одному и сказал, что убьет следующего, если ворота не откроют.
— Так и было, — сказал другой воин и хихикнул, когда выпало его число. — Новые носки!
Ярви моргнул. Он никогда не думал о своем улыбающемся дяде, как о жестоком человеке. Но Одем вышел из того же семени, что и отец Ярви, чьи следы ярости он до сих пор носил, и их утопленный брат Утил, от воспоминаний о чьем бесподобном искусстве владения мечом старые воины до сих пор закатывали глаза. В конце концов, в тихом омуте бывают свирепые течения.
— Будь ты проклят!
Из цепочки рабов ковыляла женщина, насколько позволяла веревка. Ее окровавленные волосы прилипли к лицу.
