— Убийца?
— Почему бы и нет… Еще бумага найдется? — «рента» отполыхала в считанные мгновенья.
Порывшись в сумке, Суси протягивает квитки с какими-то анализами. Но и их ненадолго хватает, и тогда она врубает свою зажигалку — сущий автоген в миниатюре, и теперь, наконец, я могу повнимательней разглядеть, как он сотворен, этот оборотный крест. Его поперечная перекладина — совсем не прямая линия, а как бы часть сегмента, полукружьем огибающего вертикальную ось креста.
— Какой странный… Отчего Пучадес не заметил его?
— Видно, слишком увлекся чтением настенных изречений…
— Ну, а ты что скажешь?
— Об этом много чего понаписано. По книгам выходит, будто оборотный крест — знак дьявола. Пойдем-ка отсюда — все, что нужно, мы уже увидели.
Тут я припомнил опус, который издал когда-то, — назывался он «Руководство для горожанина: краткий курс черной магии».
Вскоре мы выходим к месту, где нас поджидает архивариус, обмениваемся парой проходных фраз; но о своей находке я предпочел умолчать.
— Где можно было бы повстречаться с этим, как его… Похлебкой? — задаю я дежурный вопрос.
— Понимаете, какое дело… Он наотрез отказался переселиться в дом для престарелых, и страх заставил его искать убежище в каком-то женском монастыре. Да и расспрашивать его — только зря время терять. Ни слова больше того, что уже известно Пучадесу, вы от него не услышите.
— А от вас? Вам-то, я думаю, есть что поведать.
— М-м-м… Да не так чтобы уж… Впрочем, у меня дома бог знает с каких времен хранятся газетные вырезки. Почему бы не зайти глянуть? К тому же найдется бутылочка превосходного галисийского…
Оказывается, живет он неподалеку — в лачуге, достойной здешнего запустения; то, за чем мы пришли, казалось, составляло все содержание ветхого жилища. Стопки, стопы, снопы, целые скирды газетных вырезок не дают прохода, Гималаями высятся над головами.
— А это моя жена, — кивает он на странное существо, горбящееся в инвалидном кресле. — В один прекрасный день бедняжку хватил паралич: с лестницы навернулась в погоне за котом, умыкнувшим селедку. С тех пор, кстати, она и помалкивает, однако видит и слышит нас прекрасно. Верно я говорю, солнышко?
Она следит за ним взглядом. Пальяс обращается с ней с неприкрытой, откровенной нежностью. Когда он, чудом протиснувшись на кухню, не менее чудесным образом предстает перед нами с бутылкой, жена его вдруг начинает подавать признаки явного нетерпения. Сделав несколько жадных глотков прямо из горлышка, в блаженной истоме откидывается на спинку коляски.
