— Я обязательно должен увидеть его, — говорю я как можно тверже.
— Ну давай сделаем так, — идет на компромисс Пучадес. — Я поговорю с Родриго, и, может быть, мы найдем способ выхлопотать тебе аудиенцию. Дальше действуешь на свой страх и риск — нас в это дело не ввязывай.
— Об этом можешь не беспокоиться. Иди хлопочи насчет нашей встречи. Если я окажусь прав, лавры достанутся тебе. — По рукам?
— Жди моего звонка, — решается наконец наш ретивый страж закона.
Едва он уходит, раздается звонок: Пальяс просит срочно увидеться. Есть новости насчёт Серралады.
— Старый каноник считает, что легенда о Серраладе — сплошь выдумка. Это доска с изображением Страшного Суда — дело рук одного ловкого доминиканца, славно подработавшего на имени Маэстро еще в прошлом веке. Ну, а людям просто нравится верить во всякие бредни.
— Может, и Серралада — сплошной вымысел?
— Этого каноник не утверждает. Во всяком случае, эту картину написал другой человек.
— М-да… Чтобы прийти к такому заключению, к экспертам обращаться не обязательно.
— Легенда умерла. Да здравствует легенда… Есть еще что добавить?
— Представьте… В народе упорно держится слух, что Серралада никогда не состоял в родстве с дьяволом, он — сын епископа Арнульфо.
— Епископа, говорите?
— И весьма известного. Одно из самых громких имен эпохи средневековья. Этот человек своей политикой снабжения города всем необходимым принес Вальделаплане процветание.
— Что еще?
— Вам приходилось видеть развалины древней стены, окружающей нашу дубильню? Так вот, она построена его повелением.
— А мать? Что известно о матери?
— Увы, все то же — сожгли ее на костре. Как ведьму.
— Ну что ж, сегодня мы знаем больше, чем вчера.
* * *
Вечер едва наступает, а затянувшие небо тучи все уже обратили в непроглядную мглу. Сырость черным комком застряла в костях, и я бреду, чертыхаясь и трясясь от промозглого страха, и в каждом коленце бесчисленных закоулков чудятся мне веселенькие сюжеты с оборотными крестами, ведьмами и вампирами. Когда, наконец, я нажимаю на звонок епископского дворца, появившийся тут же служка долго не может оторвать меня от этого замятия. Потом я долго иду какими-то коридорами, и люди в сутанах сменяют друг друга в качестве провожатых. Наконец попадаю в залу, обшитую туфом. У широкого стола — кресла из красного дерева. В мраморных подсвечниках тает церковный воск. На столе все приготовлено для приема.
Епископ Сигуэнса неслышно входит, затворив за собой тщательно задрапированную дверь. Молча указав мне на кресло, приглашает разделить вечернюю трапезу. На вид ему лет пятьдесят, он сухощав, аскетические черты лица не лишены привлекательности.
