Бен пытался помочь, и Дон это понимал, но ему уже хватило.
— Я не хочу жить прошлым, — сказал он. — Я хочу быть частью настоящего.
Бен посмотрел на настенные часы — с красными светодиодными цифрами в круге из шестидесяти огоньков, загорающихся в такт уходящим секундам.
— Послушайте, — сказал он, — меня ждёт работа. Спасибо, что зашли. — И он поднялся и протянул руку. Всегда ли у Бена такое слабое и вялое рукопожатие, или он специально сдерживался, чтобы не сделать больно восьмидесятисемилетнему старику, Дон не мог сказать.
Дон вернулся в вестибюль. Это был плюс в копилку Канады — что можно было вот так, без надзора охраны или сопровождающих лиц, разгуливать по Атриуму Барбары Фрам, разглядывая шесть этажей внутренних балконов и глазея на всевозможных сибисишных персоналий — корпорация не одобряла, когда их называли «звёздами» — снующих туда-сюда по своим делам. Маленький ресторанчик под названием «Ой-ля-ля», который был здесь испокон веков, выставлял несколько столиков прямо в атриум, и вот за одним из них сидит один из ведущих «Ньюсуорлд», уплетая греческий салат; за соседним прихлёбывает кофе главный персонаж детского шоу, которое Дон смотрел вместе с внучкой; вот прошла к лифтам женщина, которая сейчас ведёт программу «Идеи». Всё очень открыто, очень дружелюбно — по отношению к кому угодно, кроме него.
Крошечный музей корпорации был втиснут в дальний угол, явно уже после завершения проектирования здания. Многие материалы здесь были старше Дона. Детская программа «Дядюшка Чичимус» была до него, а «This Hour Has Seven Days» и «Front Page Challenge» смотрели его родители. Он был достаточно стар, чтобы помнить «Уэйна и Шастера», но недостаточно, чтобы считать их смешными. Однако он выучил свои первые французские слова с передачей «Chez Helene» и провёл много счастливых часов с «Mr. Dressup» и «The Friendly Giant». Дон остановился на минуту у модели французского за́мка и кукол Петуха Петера и Жирафа Жерома. Прочитал табличку, сообщавшую, что странная фиолетово-оранжевая расцветка Жерома была выбрана в эпоху чёрно-белого телевидения из-за хорошей контрастности и была оставлена без изменений, когда в 1966 программа начала выходить в цвете, из-за чего жираф приобрёл довольно психоделический вид, невольно отразив дух эпохи.
Дон уже и забыл, что Мистер Роджерс тоже начинался здесь, но вот он стоит — миниатюрный трамвайчик из этого шоу, из того времени, когда оно называлось «Mister Rogers’ Neighbourhood», с обязательной буквой «U» в последнем слове
