Время тянулось долго. Но вот снова защелкал динамик. Тот же хриплый голос сказал: «Срок ультиматум истекает через десять минут. Немецкое командование приказывает выслать парламентеров. Предупреждаю об ответственность, которая ляжет на русский офицер. Полковник Зиндерман».
— Как ответить им? — спросил Оскольцев.
— Да никак.
Лаптев смотрел на свои наручные с крупными цифрами часы. Нервно бегала по кругу маленькая секундная стрелка, подталкивая большую, минутную. В такт механизму часов стучало сердце Лаптева. С обеих сторон прекратилось всякое движение. До назначенного егерями срока выполнения ультиматума оставалось пять минут, когда Лаптев скомандовал:
— Всем — в укрытие, кроме пулеметчиков.
Больше всего Лаптев опасался сейчас тяжелых ранений. Не было перевязочного материала, не хватало повозок. А если придется бросать обоз, то кто понесет раненых? Поэтому он и принял рискованное решение — отвести на время артиллерийского обстрела всех в пещеру. Едва, задыхаясь от бега, бойцы достигли старой каменоломни, как мертвая тишина, воцарившаяся в ущелье, с грохотом раскололась. Фашисты открыли ураганный огонь из минометов и горных гаубиц.
«Только бы не упустить момента, не дать гитлеровцам ворваться на площадку», — думал военврач, вслушиваясь в звуки артналета, стараясь определить, что творилось на дороге. И вдруг все смолкло. Несколько бойцов бросилось наружу.
— Назад! — закричал на них Оскольцев. — Назад! Сейчас снова откроют огонь.
Однако двое красноармейцев уже выбежали из каменоломни и тотчас упали, срезанные осколками. Егеря, выдержав паузу, продолжали артобстрел. Лаптев подполз к упавшим. Один был убит, другой ранен в ногу. Втащив красноармейца в каменоломню, военврач наложил жгут и, найдя у раненого индивидуальный пакет, сделал ему перевязку. В это время застучали пулеметы Дегтярева.
— Вот теперь можно и вперед, — сказал сержант.
Лаптеву показалось, что Оскольцев перекрестился.
— Вам лучше, товарищ военврач, остаться здесь.
— Нет, — берясь за ремень автомата, ответил Лаптев. — Пошли, товарищи.
Бежали, огибая воронки и нагромождения камней, судорожными глотками вдыхая насыщенный влагой воздух. Мягкий рыхлый снег гирями нависал на кирзовых сапогах и тяжелых кованых ботинках. В крике застыл широко раскрытый рот сержанта Оскольцева. Лаптев не слышал, что он кричал, да и вряд ли кто другой мог разобрать это, но все были охвачены единым порывом: успеть добежать, опередить атаку егерей. На подходе к оборонительному рубежу длинные пулеметные трассы положили бойцов на землю. Пули со свистом прошли над головами, никого, впрочем, не задев. Оскольцев приподнял голову, махнул рукой.
