— В таком случае я перезвоню ближе к полуночи.
Едва я опускаю трубку, аппарат трезвонит.
— Слушаю?
— Дайте-ка мне моего друга Жерома!
Голос, принадлежащий по моей не столь давней догадке жирному плешуну (или обрюзглому плешивцу, коли ты предпочитаешь старомодный стиль).
— Это я.
— Вы разыграли плохую карту, Жером, — рычит собеседник. — Мне не нравится, когда убивают и похищают моих людей. Теперь вам придется совсем хреново, мальчуган!
Щелк. Скорее, впрочем, хрясть.
И снова я один с вибрирующим звуком в ухе, повторяющем пи… пи… пи… до полного отупения.
Последний выход (незримый) на сцену ввергает меня в недоумение, в нереумение, в немиумение, в нефаумение и так далее, продолжай сам, если не лень. В общем, бекар. Кто ж тогда пришил мотоциклиста, если то был не парень из их банды?
Бу! Какой бардак!
Борис свернул на шоссе, ведущее к Версалю, и достиг заброшенного дома, красивого и сурового, холодного и сырого, где на полу все еще лежал труп Калеля.
На своем месте и мотоциклист не шевелился. Он так и сидел в черном шлеме, что привлекало внимание встречных автомобилистов. Борису было плевать.
Вскоре они сменят Рено на другую машину. Мотоциклист продолжал сжимать коленями сумку, украденную у старого красавца. Его пальцы не отрывались от приборной панели. Трое пассажиров за всю дорогу не обменялись ни словом. Стевена сзади переместил дуло своего оружия. Теперь оно было направлено в левую лопатку пленника сквозь спинку сидения.
Когда они остановились, Борис снова взял на прицел типа с сумкой, чтобы дать возможность своему сообщнику выйти из машины. Стевена открыл правую переднюю дверцу.
— Вылезай, артист!
Экс-мотоциклист выбрался из машины, сумка упала у его ног; он помедлил, не зная, должен ли ее поднять.
— Не беспокойся, Дюпень, в ней ничего, кроме бумаги, — хохотнул Стевена. — Ты мне не веришь?
Борис, присоединившись к ним, схватил сумку, открыл ее и перевернул. Из нее хлынули потоком банковские бланки.
Взгляд пленника за прямоугольным иллюминатором шлема выразил остолбенение.
— Что ты себе навоображал, бедный дурачок? Это флики водили вас вокруг пальца, — объявил Борис.
Он зашвырнул кожаную торбу в заросли гортензии, лишенной цветов по случаю не сезона.
— Вперед, Дюпень!
Они поднялись на крыльцо и проникли в дом. Хладное тело Калеля преграждало вход в салон. Заметив его, гость застопорился.
— Шире шаг, — подбодрил его Стевена, — он тебя не укусит.
Бутылка спиртного, приготовленная Калелем, по-прежнему находилась на низком столике. Борис схватил ее, вытащил пробку и сделал большой глоток.
