— А если это любовь?
— Тогда я искрен рад за тебя.
Порой злость может быть настоящим другом — спасающим в безнадежных ситуациях и остужающим самые воспаленные мозги.
— И ни о чем не сожалеешь?
— О чем? Ведь от меня ничего не зависело.
— А если бы зависело?
Это был удар ниже пояса. Она дразнила меня. Но с какой целью?
К счастью, меня спасли от ответа на этот вопрос. Я даже обрадовался появлению злобного монаха.
— Прости, Ровена, мне пора.
И все же последнее слово осталось за ней:
— Мне тоже пора.
Ровена выразительно посмотрела в сторону стремительно двигающегося к нам мужчины. Средних лет худощавый дворянин не был примечателен ничем особым, кроме разве что горящего злобой взгляда, который, впрочем, тут же погас, наткнувшись на черное одеяние монаха.
Раскланявшись с Ровеной, я последовал за своим проводником.
Эта странная встреча хоть и выбила меня из колеи, но при этом помогла избавиться от напряжения, и в кабинет принца Белинуса я входил практически спокойным.
Как я и опасался, все было очень плохо. Причем во всех смыслах. От былого красавца-великана осталось едва ли половина. Одежда серого цвета сидела на нем как на вешалке. Длинные белые волосы висели сосульками и приобрели желтый оттенок. Что уж говорить о лице — словно кто-то обтянул череп сухим пергаментом. И только в тусклых глазах по-прежнему, но очень редко вспыхивал огонек жизни.
Брат Врадак выглядел не намного лучше, при этом он казался в тысячу раз живее своего господина. Здесь происходило что-то противоестественное, но я никак не мог понять, что именно.
С другой стороны, что можно ожидать от пережившего страшную болезнь человека, к тому же впавшего в крайнюю степень религиозности? Возможно, если прямо сейчас удалить от принца этого фанатичного инквизитора, все стало бы лучше, но глава Чистых вцепился в подножие трона мертвой хваткой — не отодрать.
— Зачем ты явился сюда, слуга исчадий ада? — словно подтверждая мои мысли, прокаркал монах.
Можно было проигнорировать этот явно провокационный вопрос, но не в моем положении корчить из себя гордеца.
— С просьбой, ваше высочество, — глядя только на принца, сказал я. — Вы великодушно даровали мне право обратиться к вам с просьбой. Раньше у меня ее не было, но, как это часто бывает, мы узнаем свои истинные желания, только когда начинаем терять то, что ранее казалось не таким уж ценным.
В глазах принца начал разгораться огонек интереса. Похоже, кардиналу не удалось поговорить с Белинусом, поэтому суть моей просьбы была загадкой и для принца, и для монаха. Где-то на задворках памяти мелькнула мысль о том, почему же я не обратился к принцу до того, как отправился на Хоккайдо. Возможно, просто сглупил, но скорее всего, эту идею оттерло желание побывать в самом таинственном месте этого мира.
