— Ясно, — вы продаёте своё молчание.
Послышался нервный смешок.
— Я рад, что мы так быстро поняли друг друга.
— Сколько же оно стоит?
— Ровно столько, сколько запросил один хороший лекарь за лечение моей бедной дорогой матушки… пятьдесят золотых экю.
— Ложь! За такие деньги он верно пообещал её воскресить. Вы прекрасно знаете, что денег у меня нет.
— Хорошо, пусть будет сорок.
— Нет, это много. Я не смогу достать столько.
— Но в казне аббатства хранится намного больше.
— Что?! Вы хотите, чтоб я обокрал монастырскую казну?! Да у вас…
— Тс-с. Не спешите говорить то, о чём впоследствии можете пожалеть. Я готов уступить. Скажем, тридцать золотых экю в обмен на молчание. Но это последняя цена. Подумайте, сделка того стоит — всего лишь тридцать золотых, но они дадут возможность спать спокойно.
***
Спать спокойно! Болван! Спать теперь он вообще не сможет. И надо же было такому случиться, чтобы этот остолоп его увидел!
А казалось, он рассчитал всё безупречно. В октябре ночи уже тёмные, глухие. По окончании последней службы он намеренно замешкался на хорах, выждал время, пробрался на колокольню, подрезал верёвку и спрятался за выступом стены в ожидании, справедливо рассудив, что нельзя полагаться на случай, и если пономарь не сорвётся сам, доведётся его подтолкнуть. Но всё прошло гладко, как и было задумано: пономарь свалился вниз мешком и даже не пикнул. Жаль только, что окончил он свою никчемную жизнь в неведении, за какой именно грех расплачивается. Хотя у пономаря их было столько, что не всё ли равно.
Да, великолепное исполнение задуманного!
Длинноносый викарий, правда, начал дознание, заподозрив неладное. Но он, в своём безупречном плане, предусмотрел и такой поворот событий. Лишь о досадной неприятности — случайном свидетеле — он, кажется, не подумал, а ведь этот болван может всё испортить.
Впрочем… Он знает как обезопасить себя от вымогателя, а заодно и викария оставить с носом… с его длинным носом.
***
Матье де Нель открыл глаза и удивлённо огляделся. Где он? Почему голова кажется такой тяжёлой, словно чужой?
Он медленно перевёл взгляд на кресло, стоящее рядом с кроватью, и увидел в нём спящего Жакоба.
Вот оно! Вспомнил! События прошедших дней вихрем пронеслись в его памяти, заставив пошевелиться.
— Ах, святой отец, наконец-то, — воскликнул Жакоб, открывая глаза. — Ну, скажу я вам, заставили вы меня попереживать. Я просто места себе не находил от тревоги.
— Ты, как всегда, драматизируешь, — поморщился Матье де Нель, пытаясь сесть в постели.
