Викарий подозрительно прищурился, беря флягу из рук Жакоба.
— Скажи-ка на милость, отчего же ты не удосужился рассказать мне об этом раньше?
Жакоб спохватился и прикусил язык.
— Ну, оттого, наверное, что случай не представился, м вывернулся он.
— А сейчас, значит, представился, — Матье де Нель отхлебнул вина, в горле приятно потеплело. — Тогда послушай меня, знаток монашеской жизни, и скажи, если я не прав: молчал ты потому, что сам участвовал в этом непотребстве, — указательный палец викария с силой упёрся в грудь Жакоба. — Теперь же решил преподать урок реальной жизни книжному червю, каковым ты меня считаешь.
Жакоб растерянно заморгал, но раздавшийся в этот момент робкий стук в дверь, положил конец щекотливой ситуации, сулившей ему большие неприятности.
На пороге стоял Пьер — горе-сторож обители Святого Аполлинария.
— Мне бы покаяться, святой отец, — промямлил он, глядя исподлобья на викария.
— Превосходно, — откликнулся Матье де Нель. — Я как раз собирался послать за тобой. Проходи.
Пьер нерешительно вошёл, потоптался на месте и скромно опустил глаза — он умел произвести впечатление заблудшей овцы.
— Господин аббат велел мне во всём сознаться, — покаянным голосом сообщил Пьер.
— Очень мудро со стороны отца-настоятеля дать тебе подобный совет, — ответил викарий, опускаясь в пододвинутое Жакобом кресло. — Так в чём же ты хотел покаяться? Хотя нет, подожди, я сам начну, а ты поправишь, если что. Итак, позапрошлой ночью, когда Дидье отлучился, к тебе в сторожку пришёл покойный пономарь. Так было дело?
— А кто вам рассказал? — захлопал глазами сторож.
— Святой Аполлинарий, — резко ответил Матье де Нель. — Хватит изворачиваться, Пьер. Либо ты сейчас же без утайки рассказываешь всё, что знаешь, либо я сам похлопочу о твоём немедленном изгнании из аббатства.
Было ясно, что викарий не просто пугал — вон как побледнел от гнева. Пьер поёжился под строгим взглядом святого отца. Ничего не поделаешь, придётся сознаваться. А что, собственно, такого он сделал? На богоугодное дело деньги копил. Но чтоб викарий не обошёлся круто, хорошо бы его разжалобить.
Пьер всхлипнул и для пущей убедительности потёр грязным рукавом сухие глаза.
— Ой, святой отец, помилосердствуйте, бес меня попутал.
— Так-таки и бес?
По губам викария скользнула улыбка, но не добрая. Ох, не добрая у святого отца улыбка. От неё у Пьера противно сжались внутренности. Теперь он совершенно натурально захныкал:
