И, в-четвёртых, по наущению всё того же брата Армана господин аббат готов был уничтожить следы второго преступления, а именно сжечь амбар с повешенным в нём братом Гийомом.
Всё это, повторяю, могло бы стать веским доказательством в пользу его вины, если бы порез на его пальце не оказался результатом вскрытия фурункула, проделанного санитарным братом. Но к тому времени, когда я об этом узнал, господин аббат уже разжёг мой интерес к своей деятельности, как настоятеля. Позже, в Орлеане я смог полностью его удовлетворить, предприняв следствие, о результатах которого вы уже знаете.
Перейдём ко второму подозреваемому.
— Ох! — послышался в зале всхлип брата Юбера.
— На первый взгляд у брата Юбера была превосходная возможность подрезать верёвку, поскольку именно у него находятся на хранении бритвы, одна из которых накануне убийства исчезла из ларца. У него также была и причина желать смерти пономарю: всем известно об их недавнем столкновении. В ночь преступления, по словам брата Юбера, он страдал от жестокого расстройства желудка. Если бы не свидетельство санитарного брата, подтвердившее его недомогание, брат Юбер мог бы стать главным подозреваемым. Однако сомневаюсь, достало ли бы у него ума, чтобы придумать и осуществить столь хитроумный план.
По той же причине я отказался и от подозрений в адрес сторожа Пьера. Сей молодой человек, бесспорно, жаден и хитёр, но его умственные способности дают право усомниться в причастности к имевшим место преступлениям.
Итак, следующим в моём списке шёл покойный брат Гийом. Не буду останавливаться на моих подозрениях в его адрес, ибо своей насильственной смертью он их полностью рассеял.
В зале снова зашумели, но викарий твёрдо заявил:
— Да-да, святые отцы, я не оговорился и намерен доказать, что брат Гийом не покончил жизнь самоубийством, а был повешен и посмертно оклеветан. Ещё немного терпения, мы уже приближаемся к развязке.
Брат Антуан, ризничий аббатства, был последним, с кем я говорил. Он не скрывал своей неприязни к покойному пономарю, не имел подходящего объяснению порезу на руке и, вообще, держался враждебно, что можно было принять за желание кое-что скрыть.
В разговоре со мной ризничий упомянул об одном событии, которое произошло накануне визитации. Речь шла о том, как пономарь развлекал группу братьев рассказом о своих похождениях в миру. К сожалению, брат Антуан мог вспомнить лишь то, что пономарь упомянул Тур и соблазненную там девицу. Вот и всё. Однако это было уже второе упоминание «турской истории». Я решил разузнать о ней подробней, но болезнь помешала мне сделать это своевременно.
