В ту ночь был страшный пожар в Доэмвиле. Доэмвильская академия, тайно подожженная, первая сделалась жертвою пламени. Магазин сахару и склад сигар, имевшие большие счета с академией, сгорели следом за нею. При свете огненных языков, оснащенная шлюбка с одною мачтою медленно выходила от мельничной плотины. На следующий день не нашли трех мальчиков — Ч. Ф. Адамса Голэйтли, Б. Ф. Дженкинса, и Бромлея Читтерлингса. Не погибли ли они в пламени? Кто мог это знать? Достаточно того, что они никогда более не появлялись в домах своих предков под этими именами.
Хорошо было бы действительно для Доэмвиля, если бы тайна тем и кончилась. Но более грустное и скандальное событие совершилось в мирном селении. В эту ужасную ночь кто-то украдкою посетил пансион мадам Бринборион и на другое утро приметили, что две первые красавицы и наследницы в Коннектикуте, дочери президента сберегательной кассы и директора страхового общества — бежали. Вместе с ними исчезли также все вклады сберегательной кассы, а на другой день страховое общество от огня «Фламинго» лопнуло.
* * *
Теперь, молодые читатели, поплывем со мною в более теплые и приветливые страны. Вдоль берегов Патагонии горделиво плывет длинная, низкая, черная шкуна по морю, омывающему берега этой роскошной страны, покрытые виноградниками. Кто это, завернутый в персидские ковры и богато одетый, спокойно возлежат на квартер-деке шкуны, небрежно играя чудными местными плодами, которые держат перед ним рабы-нубийцы в корзинах из массивного золота? или по временам, смело и грациозно управляет велосипедом из слоновой кости по полированной палубе темного ореха, ловко проходя между такелажем? Кто он? можно спросить. Чье имя наводит ужас на патагонский флот? Кто как не Чудо-Пират — неутомимой юноша, бич патагонских морей? Путешественники, медленно дрейфующие у силурийских берегов, моряки, плавающие вдоль девонского берега, до сих пор дрожат при имени Бромлея Читтерлингса — юноши мстителя, недавно прибывшего из Гартфорда, в Коннектикуте.
Многие из пустого любопытства спрашивали: Зачем и чего мститель? Не будем открывать страшной тайны, сокрытой в молодой душе. Достаточно, что было много горечи в его прошлой жизни и что те, «чьи душа болит над подъемлющейся волной»[2] или «чья душа подъемлется над белеющею волной», не поняли этого. Только одна королева амазонок, взятая в плен на прошедшей неделе, знала его, может быть, слишком хорошо. Она любила Юношу Мстителя. Но напрасно; его молодое сердце, казалось, очерствело.
