Он хотел идти прибрежной дорогой и поручил нам узнать, дома ли Брэс и Юпитер и нет ли у них кого чужого. Весть эту мы должны были передать ему, придя украдкою после солнечного заката в небольшую смоковничью рощу, находившуюся за табачным полем дяди Силаса, на прибрежье; место это было очень уединенное.
Мы с Томом долго еще толковали об участи Джэка. Том полагал, что ему могло посчастливиться лишь в том случае, если бы те двое погнались вверх по реке, а не вниз; но это было мало вероятно, потому что они знали, откуда он родом; поэтому скорее можно было ожидать, что они пойдут по верному следу, будут подстерегать Джэка целый день и потом убьют его, когда стемнеет, и снимут с него сапоги. Очень жалели мы бедного Джэка.
Машину успели починить только к вечеру, и солнце почти уже зашло, когда мы приехали к месту. Мы пошли на ферму, не останавливаясь нигде, и только сделали крюк в роще с тем, чтобы объяснить Джэку, почему мы запоздали, и попросить его обождать, пока мы сбегаем к Брэсу и узнаем, как там все обстоит. Порядочно уже стемнело, когда мы, усталые и в поту, обогнули лесную опушку и увидали в шагах тридцати перед собой группу смоковниц. Но в ту же минуту какие-то два человека бросились в эту чащу, и мы услышали страшный повторявшийся крик о помощи.
— Убили бедного Джэка! — сказали мы. Не помня себя от страха, мы кинулись в табачное поле и спрятались там, дрожа так, что платье на нас ходуном ходило. Я лишь только мы там укрылись, как мимо нас, прямо к смоковницам, пробежали еще какие-то двое; через секунду оттуда выскочили уже четверо, и все понеслись к дороге, то есть двое догоняли двух других.
Мы лежали в траве, совсем одурев, и прислушивались, но все было тихо, только сердце стучало у нас в груди. Там, под смоковницами, лежало что-то страшное; нам казалось, что у нас под боком привидение… Месяц поднялся как бы из под самой земли, такой огромный, круглый и яркий, и смотрел из-за веток, точно лицо человеческое из-за тюремной решетки. Вокруг нас вставали темные тени, вились какие-то белые клубья и всюду господствовала глубокая тишина, страшная, жуткая, как на кладбище… Вдруг Том шепчет мне:
— Смотри… что это?
— Не надо, говорю я. И чего ты пугаешь так невзначай? Я и так чуть уже не умер от страха.
— Смотри, тебе говорят! К нам кто-то идет… Оттуда, из под смоковниц.
— Том, молчи!
— И какой громаднейший!
— О, Господи… Господи… помилуй!.
— Молчи сам теперь… он сюда направляется.
