Мы поставлены в необходимость сказать при этом несколько слов и о педагогической деятельности Толстого, так как, по нашему мнению, она есть не более и не менее, как новый вид его художнического творчества. Разница может состоять в том, что страстное искание естественных сил и свежих зародышей ума и чувства перенесены здесь на практическую почву, на живое лицо из обширной области фантазии, в которой подвизались доселе. Толстой относится к ребенку своей знаменитой школы с теми же требованиями, как к воображаемым лицам своих произведений и к окружающему миру вообще. Он и за учительским столом такой же психолог, зоркий наблюдатель и фантастический адепт своей веры в красоту и истину всего прирожденного, как и за письменным. Материал для работы изменился, но сама работа не изменилась – только анализ его приобрел уже положительный характер вместо прежнего отрицательного. Анализ Толстого уже не обличает ребенка: он прославляет его. Иначе и быть не могло. Крестьянский мальчик уже тем самым, что принадлежал к простому, неиспорченному быту, становился дитей правды в его глазах. Ни общество, ни литература наша, конечно, никогда не забудут великих педагогических заслуг Толстого по открытию целого мира богатой, внутренней жизни детей, мира, существование которого только предчувствовалось до него немногими. Он проник в самые скрытные уголки этого мира, и, вероятно, не один раз придется всякому читателю и наставнику, понимающему свое призвание, справляться с открытиями Толстого для того, чтоб проверить свои планы образования и уяснить многие загадочные проявления детской воли и души. Но логические последствия чисто художнических отношений к школе часто приводят к сомнению в достоинстве последних как средств и орудий педагогии.
Нам совершенно понятно, например, отчего Толстой так решительно и беспощадно преследует в своем журнале всякую мысль о «воспитании» человека со стороны школы. Воспитание, по его определению, есть насильственное привитие мнений, привычек ума и понятий одного взрослого лица к другому, слабейшему и беззащитному, на что никто не имеет права, хотя собственно воспитание должно бы пониматься как прямой, неизбежный результат духовного общения между тем и другим. Но с особой точки зрения Толстого на значение и достоинство непосредственных явлений он совершенно прав. Какая передача моральных представлений, отвлеченных идей и понятий может быть допущена там, где сам мальчик, по происхождению своему, есть вполне нормальное существо, чистое и поэтическое отражение реальной, жизненной истины. Его, наоборот, следует беречь от внушений ложной, несостоятельной цивилизации, а не подчинять ее сомнительному кодексу и не только беречь, но изучать ростки его собственной мысли, способные привести к открытию условных, противоестественных, слабых сторон в самых началах образованности. По этой теории не только воспитание есть порча ребенка, который, благодаря ему, принимает в себя вместе с пошлыми убеждениями своего наставника ошибки и заблуждения истории, предрассудки и бессмыслицы целого общества (мы бы сказали вообще грехи человечества, если бы не боялись исказить мысль Толстого преувеличением ее), но переходя к образованию – оказывается, что и простая передача науки подчинена нормальному существу, – крестьянскому мальчику. Она находит свои границы уже не в себе, а в своем ученике и должна остановиться тотчас, как посягает на лучшее его достояние, – как начинает перерабатывать его натуру. Знание не обязательно для всех, как, например, вера. Прежде чем навязывать науку ученику, надо еще осведомиться, какую науку он хочет и насколько ее хочет или, другими словами, надо узнать насколько он, по совести, может принять работу чужой мысли, упражнявшейся задолго до него, без его ведома и нисколько не имея в виду его свойств и потребностей. Главная задача народного образования заключается в том, чтоб сделать мальчика сведущим и не лишать его ни силы, ни простоты, ни ясности его врожденных представлений, чтоб вывести знание из городов в поля и деревни и при этом сохранить им все те качества, которыми они отличаются от цивилизованного общества и его превосходят.
