При отсутствии какой-нибудь животворной идеи самые поводы служебных действий, как бы ни казались благовидны и святы по наружности, уже не могут сохранить до конца первоначальную чистоту свою. В преследовании составителя фальшивого акта, прежнего своего сообщника, князя Раменского, Калинович, видимо, увлекается личной страстью и становится мстителем столько же за оскорбленный закон, сколько и за себя. Под лицемерным прикрытием служебного долга он дает простор, может быть, и неведомо для себя, темному побуждению наказать того человека, который так долго попирал его, управляя его судьбой и волей. Кто спасет Калиновича от страсти, вооруженной благовидным предлогом, когда в душе его не отразился высший идеал правды и порядка, один способный руководить поступками нашими? Без этого страсть и нечистые движения сердца всегда успеют одолеть человека, и мы видим действительно, что Калинович из опасения, как бы не ускользнула из рук его обреченная жертва, приказывает закласть стеной дверь темницы, в которой содержался обвиненный, но еще не уличенный князь, и подавать ему пищу в отверстие. Спрашиваем опять: кто мог подсказать ему подобное решение, кроме одного чувства власти, не просветленного идеей, не руководимого истинными началами общественной нравственности? Он прикрывается законом, но уже действует во имя личных побуждений, принимая их за единственное мерило справедливости и пользы. Судьба общества поставлена, таким образом, на карту, и действительно, Калинович приведен к тому, что уничтожает злоупотребления водворением новых злоупотреблений и искореняет пороки, замещая их пороками другого вида и свойства. Впрочем, чего же и ожидать было от человека, который спасение общества полагал с самого начала только в энергии карательных мер, который не обнаружил ни одной здравой политической мысли и который ни разу не прислушивался к жалобам народа, если они касались чего-либо другого, кроме людей. От этого грубая деятельность его, лишенная мысли, представляется как читателю, так и обществу чем-то вроде необыкновенного феномена, которого предусмотреть и от которого защититься нет возможности. Он проходит, как землетрясение, каменный дождь, потоп, разрушительная буря и т. п.; существование его посереди людей не приносит с собой предчувствия благой мысли, светлого общественного идеала, способного покорять сердца, а потому очень естественно, что люди отвращаются от него и оставляют его одного в добычу врагам и возрастающей его злости, которая только случайно отыскала почетное чиновничье ложе для проявления себя.
