После этого нас сменили на целый месяц и отвели на пятнадцать верст в тыл, к деревне Сенки, лежавшей у реки Узлянка. Там же находилась база снабжения артиллерии, и, когда мы туда прибыли, жить стало полегче. Но добраться туда по грязной и разбитой дороге оказалось непросто. Мы измучились и совсем выбились из сил, так что большинство из нас повалились спать даже без ужина.
В тылу никакой работы для помощника лекаря не было, да и рука моя полностью зажила, поэтому я обратилась к командиру с просьбой разрешить мне вернуться в строй. Он дал согласие и одновременно произвел меня в младшие унтер-офицеры, поставив под мою команду одиннадцать человек.
Здесь же я получила два письма. Одно – от Яши в ответ на мое письмо, написанное из Якутска, в котором обещала вернуться после окончания войны. Я послала ему еще одно письмо, повторив обещание, но поставила условие, чтобы он изменил свое отношение ко мне и чтобы уважал и любил. Другое письмо было из дома. Мама хотела, чтобы я возвратилась, сообщала о своих трудностях и страданиях.
Шел октябрь месяц. Время, проведенное на базе артснабжения, было сплошным празднеством. Нас расположили на постой в деревенских избах, и мы чуть не каждый день устраивали разные состязания и игры. Именно здесь меня впервые научили писать буквы алфавита и расписываться. Читать я научилась до этого, и первым моим наставником был Яша. Литература, которую разрешали на фронте к чтению, состояла в основном из увлекательных книжек про сыщиков, и имя Ник Картер было знакомо даже мне.
Случались и другие развлечения. Помню, однажды, прячась от ливня, я заскочила в амбар, где увидела около сорока офицеров и солдат, тоже нашедших там убежище. Тут же оказалась и хозяйка амбара – баба среднего возраста. Она держала корову. На меня нашло озорство, и я начала заигрывать с ней, ко всеобщей потехе мужиков. Сказав ей несколько приятных комплиментов, я дала понять, что она меня очаровала. Женщина не распознала, кто перед ней, и приняла оскорбленный вид. Подбадриваемая хохотом солдат, я продолжала свои ухаживания и в конце концов попыталась ее поцеловать. Тогда эта баба, ошалевшая от смеха солдат, схватила здоровенное полено и, сыпля проклятиями, стала угрожать мне и солдатам.
– А ну, вон отсюда, мучители! Далась вам бедная баба! – закричала она.
Я не хотела учинять драку и воскликнула, обращаясь к ней:
– Эх ты, глупая женщина. Да я сама крестьянская девка.
Это еще больше раззадорило нашу хозяйку. Решив, что над ней продолжают издеваться, она совсем разъярилась. Вмешались солдаты и офицеры, пытаясь убедить ее в правдивости моих слов, потому что никому не хотелось выходить из амбара под дождь. Однако, чтобы урезонить ее, требовалось нечто большее, чем слова, и мне пришлось расстегнуть шинель.
