Антонио напрягся, точно струна. Но не успел он произнести и слова, как поднялся Сухопарый, за которым с улыбкой наблюдал Американец.
— Черт бы вас всех побрал! Молчать! Разве между нами не было уговора? А уговор дороже денег!
Сплавщики разбрелись по своим рабочим местам. Направляясь вместе с Американцем к запруде, Шеннон выразил ему свое беспокойство.
— Пока все обошлось, — ответил тот, улыбаясь. — С Сухопарым можно ладить, он хоть и горяч, зато благороден. Его обещание будет их сдерживать. А через несколько дней они уже начнут думать о другом: о бое быков в Сотондо. Вот потом надо глядеть в оба, я вам уже говорил… Горы останутся позади, и мы выйдем на равнину, что ниже по течению… а там весна не то, что здесь, в горах. Ах, весна! Помню, в жарких краях приятно было в зной полежать в тени… А если еще дружок брал гитару или начинала петь смуглянка…
Да, весна для сплавщиков начиналась скорее, чем для крестьян, они сами спешили к ней, спускаясь с гор. К естественному ходу времени добавлялось их горячее стремление поскорее с ней встретиться.
Паула, как и все остальные, ощущала великие перемены в природе. Бревна нежно коснулись ее колен, когда она встала на них, чтобы помыть посуду. Вода в реке была ласковой, воздух пьянящим, вечер тихим… Внезапно ее охватило такое же чувство, как в день первой встречи с Антонио. Но не весна была повинна в этом. А может быть, именно весна, хоть он и стоял у нее за спиной, опершись о багор. Паула испугалась, вспомнив об уговоре со сплавщиками.
— Уходи, парень, уходи отсюда. Они могут нас увидеть.
— Разве у меня нет имени?
— Антонио… — робко произнесла она, не в силах справиться с волнением. Но тут же, овладев собой, повторила: — Уходи, Антонио. Они на тебя разозлятся.
— Они пошли есть… — презрительно проговорил он и, улыбаясь, спросил: — А если даже и увидят?
— Ты же слыхал: каждый… — уклонилась она от прямого ответа.
Но Антонио, опустившись рядом с ней на колени, прошептал ей на ухо:
— Но ведь я не каждый.
— Не надо, Антонио… Иначе мне придется уйти, а я сейчас не хочу.
— Тем лучше. Иди домой и подожди меня там.
— Мне некуда идти.
Антонио не стал ни о чем расспрашивать, увидев скорбь и тоску, но не объяснение в ее глазах. Он только произнес:
— Судьба; все-то у нас с тобой одинаково. Я рад, что ты идешь с нами. Все образуется. Но только, чур, я — это я, а они — это они.
— Они — это Франсиско, Кинтин, Двужильный, Горбун, сам Сухопарый и… Ройо.
— Кто?
— Ирландец.
