Хуарес восторженно приветствовал создание нового учебного заведения. Он без сожаления покинул семинарию, затхлая атмосфера которой давно уже была ему невмоготу, и в 1827 году поступил в Институт наук и искусств.
Для Хуареса это был смелый шаг, ибо институт, его преподаватели и студенты с момента своего создания стали объектом ненависти и травли со стороны церковников и их покровителей — местных реакционеров.
«Они, — пишет Хуарес, — обзывали институт публичным домом, его профессоров и студентов — еретиками и развратниками. Родители отказывались посылать своих детей в такое учреждение, а немногие студенты, посещавшие курсы, преследовались и бойкотировались невеждами и фанатиками, составлявшими, к несчастью, подавляющее большинство местного населения. Многие из моих товарищей покинули институт под натиском могущественного врага, преследовавшего нас. И лишь единицы продолжали поддерживать это учебное заведение, посещая ежедневно занятия».
Одобрял ли образ мыслей своего воспитанника францисканец Антонио Салануэва? Не казалось ли ему слишком радикальными партия «Уксуса» и ее пока что единственное детище — Институт науки и искусств? Скорее всего именно так и было. В 1829 году Хуарес покидает гостеприимный дом Салануэвы, чтобы никогда уже в него не возвращаться. В воспоминаниях Хуареса сразу же после этого теряется след францисканца…
Теперь Хуарес стал самостоятельным человеком, он зарабатывает себе на жизнь уроками, не гнушается и самой простой работы. И разумеется, учится. Но чему, каким дисциплинам? В институте преподают географию, математику, медицину, языки — английский, французский, право. Хуарес избирает право. Ведь молодая республика нуждается в новых законах и судебной системе, нуждается в конституции, нуждается в международных связях, а все это требует глубокого и всестороннего знания юриспруденции. В период испанского господства главным законодателем был король. Тогда законы устанавливались в интересах касты колонизаторов, церкви, помещиков. Законы республики должны вырабатываться народными представителями — парламентом — в интересах народа. Хуарес, как и большинство демократов своего времени, верил в магическую силу справедливых законов. Но у кого учиться этому великому и благородному искусству мудрого законодательства? Конечно, у французов, у народа, совершившего грандиозную революцию, без которой был бы немыслим наполеоновский кодекс — подлинный шедевр современного законодательства.
