Бабушка подняла голову, и несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Сердце Лидии вздрогнуло и сжалось. Казалось, их разделяет пространство в несколько тысячелетий.
Как жаль, что с ними нет матери. Не испуганной женщины со спутанным сознанием, а той матери, какой Лидия запомнила ее до того, как опустилась тьма. Теодора Келлауэй в воспоминаниях дочери состояла из смеха и спокойствия, из теплых рук и длинных, густых и блестящих, как пшеница, волос.
А еще жаль, что здесь нет и их отца. Лидия так нуждалась в его спокойствии, в его серьезном подходе ко всему, в способности смотреть в будущее. Несмотря на все остальное, он всегда хотел для нее и Джейн только хорошего.
– Вы все еще хотите наказать меня? – спросила Лидия хриплым, прерывающимся голосом.
– Дело не в тебе, – отозвалась бабушка. – Дело в Джейн.
– Нет, во мне! Вы никогда не дадите мне забыть, что произошло, когда вы отослали меня, не так ли?
– Лидия! – Миссис Бойд стукнула тростью по полу. – Да как ты смеешь предполагать, что это каким-то образом связано с твоей глупостью? У леди Монтегю новая школа, но именно там Джейн получит отличное образование и надлежащий присмотр! – Слово «надлежащий» миссис Бойд произнесла с ударением.
Лидия прожигала ее глазами. Рот миссис Бойд резко захлопнулся, словно она только сейчас поняла, что сказала внучке. Лидию затрясло от ярости.
– Нет! – Ее руки сжались в кулаки, глаза наполнились горючими, сердитыми слезами.
– Лидия…
– Нет, я не позволю вам это сделать! Не позволю забрать у меня Джейн.
Лидия пересекла комнату и захлопнула за собой дверь. Она глубоко вздохнула, сжимая руками юбку и чувствуя, как в жилах бурлит кровь.
В холле тикали часы. Тени взбирались вверх по лестнице и отражались в зеркале – зловещее смешение тьмы и света.
В ней клокотали гнев и обида, бередя остатки стыда. Она рывком отворила дверь. Оказавшись на улице, Лидия бросилась прочь, наконец, пока ее шаг не перешел в бег, а ночь так и жалила ей лицо. Лидия бежала, пока ее легкие не заныли от боли, и тогда она остановилась. Хватая ртом воздух, она опустилась на ступеньки какого-то особняка, чтобы перевести дыхание и дать неистово бьющемуся сердцу хоть немного уняться.
К ней стали подступать воспоминания, но она безжалостно отогнала от себя картины прошлого, не желая видеть изможденного лица матери, землистого лица отца, на котором застыло выражение отчаяния, ярость бабушки.
Не желая видеть пары холодных зеленых глаз, которые все еще могли ранить ее, как осколок стекла.
