Шагнуть через порог Музея для меня тогда было сродни переходу в другой мир. Наверное, даже космонавт, первым ступающий на поверхность вновь открытой планеты, испытывал меньше эмоций. Та тишина, размеренность, спокойствие места, у которого за спиной десятилетия, а впереди — века, меня поразили. Но даже это, первое впечатление не сравнится с тем, что вызвали у меня экспонаты музея. До сих пор с улыбкой вспоминаю, как я бегал от одного экспоната к другому и расстраивался, оттого что ничего нельзя трогать. То есть, руку протянуть можно, но она проходила через экспонат, который был лишь голограммой, неподвластной времени и куда более дешевой, чем реальная вещь.
Зато организован был музей мастерски. Как говорится — ни убавить, ни прибавить. Каждый экспонат был напоминанием о каком-нибудь значимом событии из первых лет истории колонии. Начиная с бортовых съемок приближающегося диска планеты. А также макета звездолета «Отважный», открывшего ее. Макет, кстати говоря, был в натуральную величину и размещался в самом большом зале, до которого я добрался как ни странно, в последнюю очередь. Позади были голограммы животных и растений планеты, экраны с документальными роликами, ласковый голос, льющийся будто из стен, стоило задержаться у какого-нибудь экспоната больше пяти секунд.
И вот — «Отважный». Такой огромный, особенно по сравнению с маленьким мной. Такой блестящий и твердый, что я снова забыл, что вижу голограмму. Не мог не потрогать. И капитан Киреев, первый человек, ступивший на новую планету. Он стоял передо мной — высокий, сильный, уверенный в себе человек, смотрящий куда-то вперед. С гордостью обозревающий новые владения рода людского.
Запел сладкий голосок электронного гида, повествующий, наверное, в миллионный раз об этом человеке и его заслугах, а я, обращаясь к едва догнавшим меня родителям, заявил:
— Я тоже стану таким, — показываю на капитана Киреева, — тоже буду стоять так. И смотреть.
Родители сделали лучшее, что можно было сделать на лепет пятилетнего чада. Молча улыбнулись, что я воспринял как одобрение.
Стемнело рано. На моих часах было около четырех по полудню. Как обычно, прилетел на другую планету — переведи часы. Если у тебя есть такая возможность и у тебя на хвосте не висят спецслужбы этой планеты. А может, дело в том, что сутки даже на планетах земного типа длятся не двадцать четыре часа, как на Земле, а где больше — где меньше. Часы же мы все используем земные. В смысле, рассчитанные на земное время. Тысячелетия эволюции приспособили наши организмы к двадцати четырех часовому циклу, и никакие другие планеты, на некоторых из которых мы закрепились едва десяток лет, это не перевесят.
