Избранное | страница 41



Блага эти несопоставимы, в чем не усомнится любой из проживших долгую жизнь и способных трезво судить.

Два старца, драпируясь в тогу справедливости, легко разделываются с так называемыми недостатками старости. Слабеют наши умственные способности? Лишь в том случае, если их не упражнять. Пифагор, Ксенократ, Зенон, Диоген и многие философы — и седовласые, и начисто лишенные волос — могли дать фору хоть кому.

А Гомер, который, помимо того, был слеп?

Над Софоклом, правда ссылаясь на обуявшую его страсть к расточительству, пытались установить опеку, однако чем же доказал сей старец незамутненность своего рассудка? Прочел перед судьями созданную именно в те лета трагедию «Эдип в Колоне». Сократ перед концом жизни постигал искусство игры на лире.

Будто бы слабеет также и сила наших мышц? Тому первопричина не старость, а строение тела и здоровье человека; и кроме того, закон издревле избавляет людей преклонных лет от изнуряющего физического труда. Ведь какова главнейшая среди обязанностей человека зрелых лет перед обществом?

Руководство.

Руководство ближними, а то и государством. Для чего нужны не мышцы, но характер, а его-то именно и закаляют годы. В истории известны и не единожды анализировались примеры, как самые крепчайшие из государств разрушали молодые, старики же восстанавливали их вновь. А ведь воссоздавать все заново — гораздо более тяжкий труд, нежели ниспровергать.

Истина не тускнеет от повторения, а стало быть, уместно здесь напомнить: к измене отечеству, к пагубным для отечества деяниям ничто не совращает более, чем молодые лета, особенно же главный их порок — распущенность. Оба старца, дойдя до излюбленной темы, начинают состязаться, как в оперном дуэте, все с большим увлечением, но не забывая и об эстетическом впечатлении. Цитирую дословно. «О, прекрасный дар позднего возраста, уносящего как раз то, что в молодости всего порочнее!» — ведет один голос, а другой вторит ему: «Природа не наслала на человека напасти более губительной, чем страсть к наслаждению!» — «Где властвует похоть, нет места воздержанности», — провозглашает один. На что второй мудрец: «В царстве наслаждения доблесть утвердиться не может». И дальше уже совсем в ритме танца: «Человек, пока будет наслаждаться, ни над чем не сможет задуматься!» — «Ничего не постигнет ни разумом, ни мыслью!» — «Вот почему всего отвратительнее, всего пагубнее наслаждение». — «Оно, чем сильнее и продолжительнее, тем вернее гасит свет разума!»