К корыту приближается муж Барышни.
Юлишка наклоняется к девочке:
— Ну-тка, посторонитесь малость, кровиночка моя.
Юлишка слегка туговата на ухо, и потому шепот ее поражает слух метров с пяти. Барышнин муж останавливается возле корыта. Услышанную фразу он воспринимает так, будто Юлишка хочет доверительно сообщить ему что-то. Но тут же и забывает обо всем на свете, засмотревшись, как вздымаются один другого выше эти Монбланы мыльной пены.
Юлишка не такая, чтобы первой заговорить с мужчинами. Сейчас, однако, она вынуждена пойти на это.
— Правду ли сказывают, будто вы изволили выписать поваренную книгу?
Специальность Барышнина мужа — постигать сокровеннейшие движения человеческих душ. Мгновенно проносится у него в голове, как это может быть истолковано Юлишкой: выписать поваренную книгу в дом, куда вхожа — пусть раз в две недели, пусть ради стирки — повариха, в прошлом стряпавшая для знатных господ.
Но такого поворота и господин писатель не предвидел: на глазах у Юлишки блестят слезы!
Даже идущее из глубины сердца желание Барышня стесняется высказать как свое собственное. Поэтому разговор с Юлишкой она начинает так:
— Мужу не нравится, Юлишка, когда к маленькой девочке обращаются на «вы».
Юлишка отмалчивается.
— Еще в прошлом году вы говорили ей «ты»; мужу хотелось бы, чтоб вы и впредь к ней так обращались.
— Маленькая Барышня тоже говорит мне «вы».
— Но так и должно быть! Ведь она вам во внучки годится! — пытается возразить мать маленькой Барышни.
Затем, чтобы расположить к себе Юлишку, отступается даже от собственного мужа вместе со всеми его присными.
— Уж так он приучен у себя дома, в пусте, откуда он родом.
Глаза у Юлишки мечут стрелы, когда она слышит это «у себя в пусте». Уж кто-кто, а она-то знает, что такое пуста. Жила там в стряпухах при барской усадьбе. Сама интонация ее голоса — отравленная стрела:
— Может, кто другой и приучен, а мне к этакому ни в жизнь не привыкнуть!
Барышня беспомощно озирается по сторонам, потом заглядывает в глаза Юлишке. Она улыбается, но улыбка ее — сама мольба.
Мольба тщетная.
— Значит, впредь будете говорить ей «ты»?
У Юлишки в запасе еще один убийственный аргумент. Она извлекает его со строгим и колким прищуром, как матерый душегуб — нож. И вонзает инстинктивно по самую рукоятку.
— Барышне я тоже «тыкала», да не дольше, как до седьмого годика.
Вечером Барышнин муж дает волю накипевшей страсти:
— Что кроется в самом глубоком, самом потаенном уголке души семидесятилетней прачки? Дух князя Тасило Фештетича!
