— Ламберто — там...
На фоне общего радостного возбуждения сильным контрастом выглядят двадцать четыре генеральных директора и их двадцать четыре секретаря.
Они не кричат, ничего не говорят и не выражают никаких признаков радости. Они устремили свои сорок восемь плюс сорок восемь глаз на барона Ламберто.
Они испытующе изучают его фигуру и лицо и сравнивают со своими воспоминаниями и фотографиями, которые извлекли из бумажников.
Они переглядываются и негромко совещаются. Наконец, приказывают своим лодочникам грести к острову вслед за Хароном, который уже причаливает к берегу.
Барон Ламберто соскакивает на землю и ещё раз приветствует всех, высоко подняв над головой сжатые в кулаки руки, как это делают боксёры— победители.
— Да здравствует барон Ламберто! — снова раздаётся над озером.
Затем люди постепенно расходятся, потому что смотреть больше не на что. Но все довольны — ведь это впервые за всю историю озера похороны завершаются таким счастливым финалом.
Некоторое оживление ещё заметно на полпути между островом и Ортой, в том месте, где затонул гроб и где любители оспаривают друг у друга оставшиеся от празднества сувениры, желая сохранить их на память об этом прекрасном дне.
Оттавио в это время уже далеко. Он останавливается только во Флоренции, и то потому лишь, что нужно заправить машину бензином. И вряд ли ещё когда-нибудь услышат о нём на зелёных берегах Орты.
Прощай, Оттавио!
Вынужденно проспав два дня и три ночи, раньше других просыпается Дельфина. И не сразу понимает, что проснулась. Ей даже кажется, будто началось какое-то новое сновидение — звучит оркестр, исполняющий триумфальный марш из «Аиды», и не совсем ясно, льются ли в окно солнечные лучи или звуки трубы.
Глаза её открыты, но это ещё ничего не значит — когда мы видим сны, глаза у нас тоже всегда открыты, кроме тех случаев, когда нам снится, что мы их закрыли.
— Ой! Какая жёсткая постель...
Дельфина осматривается и обнаруживает синьору Мерло, лежащую на полу, и голова её под столом. Наконец Дельфина соображает, что и сама тоже лежит на полу, и вскакивает как ужаленная. Бросается к окну и видит, что на озере большой праздник. Подбегает к столу и находит записку, оставленную Ансельмо: «Барон умер... Но виноваты вы... Уволены без предупреждения...»
— Что? Что? Синьора Мерло! Синьора Дзанци!
Шлепки, щипки, холодный душ из графина, крики — и вот наконец разбужены остальные пятеро её товарищей.
— Моя смена? — бормочет синьор Джакомини и сразу же, ещё зевая, принимается за работу:
