Он слишком маленький, чтобы в нём могли уместиться двадцать четыре миллиарда.
Он слишком пухлый, чтобы в нём лежал только листок бумаги.
Со всех близлежащих холмов в морские подзорные трубы и астрономические телескопы тоже видны конверт, Дуилио с поднятой рукой и особняк мэрии. Вновь прибывшие (всё время ведь кто-нибудь подъезжает) наивно спрашивают:
— Кто это?
— Да это же знаменитый лодочник Дуилио, по прозвищу Харон.
— Интересно. А что он делает с конвертом в руках? Охотится за сокровищем?
Итак, Оттавио. Что делает милейший Оттавио? Как поживает?
С тех пор как на острове появились бандиты, он всё время как на иголках. Там, наверху, по-прежнему продлевают жизнь дяди. Значит, прощай наследство!
В кармане у него снотворное, с помощью которого он сам собирается завладеть виллой, захватив сначала мансарду. Но он ничего не может сделать. За ним повсюду, буквально по пятам, ходит бандит.
— Вы куда?
— Подышать воздухом.
— Прекрасная идея! Я с вами.
Оттавио прогуливается и про себя проклинает бандитизм. Чужой, разумеется.
— А теперь куда?
— Попить воды.
— Я тоже хочу пить, пойдёмте.
Оттавио вынужден пить воду, которая ему не нравится, чтобы потянуть время.
И Ансельмо тоже следит за ним. Как только Оттавио подходит к лестнице, ведущей на мансарду, оба тут как тут — и приставленный к нему бандит, и Ансельмо. И оба в один голос интересуются:
— Вы куда?
— На крышу, полюбоваться панорамой.
— Незачем, — говорит бандит. — Спросите меня, и я опишу вам Орту и её окрестности лучше любого гида.
— А я могу это сделать по-итальянски, по-английски и по-немецки, — добавляет Ансельмо. — По-французски я читаю, но, к сожалению, не говорю. По-испански читаю, но не понимаю.
Барон между тем, поскольку ему запрещено выходить на озеро, почти всё время проводит в обществе племянника. Требует, чтобы он присутствовал на его тренировках со штангой. И как-то раз даже заставляет надеть боксёрские перчатки.
— Оттавио, давай проведём пару раундов, — предлагает он. — Мне надоело работать с «грушей».
— Слишком большая честь для меня, дядя.
— Брось! Я же не всерьёз буду бить тебя, а понарошку.
— Но я вообще против бокса из гуманных соображений.
Однако ничего не поделаешь, приходится вступить с дядей Ламберто в кулачный бой. После первого же удара Оттавио падает на ковёр и начинает считать:
— Один, два, три, четыре...
— Что ты делаешь?
— За отсутствием судьи считаю сам. Девять, десять. Я в нокауте. Теперь больше не имеешь права бить меня!
