— Слышь, Кузьма, пока не ушел, дозволь еще кое-что спросить…
— Дозволяю, — старшой важно махнул рукой. — Спрашивай. А вы робьте, робьте, не стойте.
— Вот госпожа наша… девушка, сразу видно, гордая… Сколько ей лет, интересно, не знаешь?
— Чего ж не знаю? Семнадцать.
— Хм… я почему-то так и подумал. А что, у татар все девки такие вольные? Сама себе на коне скачет, в штанах, что хочет, то и воротит?
— Татарские девки… мунгалы, найманы, меркитки — они, конечно, вольные, это так, — Кузьма поощрительно улыбнулся, видать, нашел-таки себе собеседника. — У нас бы иную и за меньшее плетью промеж плечей приладили. А Ак-ханум к тому ж и вдовица! А уж вдовицы у татар в почете — как и князь какой, сама себе полновластная хозяйка и людям своим.
— А-а-а, так она вдова! И давно?
— Да года три уже, мужа ее, Хубиду-князя, где-то в полночных странах убили. Лыцарь какой-то проткнул копьем. Меж нами говоря, госпожа тому ничуть не печалится — дурной был князь, старый, и бил ее часто, а детей Бог не дал. Не, одного, говорят, дал, да через год и прибрал — лихоманка. Ладно, заболтался тут с вами, пойду… Ого! Чего это у тебя за обувка? Сымай!
Старшой плотоядно смотрел на Мишины кроссовки, и Ратников решил с ним не ссориться. Послушно развязал шнурки, протянул обувь:
— Носи на здоровье, пользуйся.
— Добрый ты человек, паря! Покладистый… всем бы так.
— Думаю, вечером еще с тобой поговорим, — улыбнулся Миша. — Интересно мне, как тут люди живут?
— Поговорим, — уходя, обнадежил Кузьма.
Кроссовки он почему-то не одел, а сунул под мышку, да так и зашагал к юрте.
Работа оказалась вроде бы не такой и тяжелой, однако нудной. Правда, Ратников балагурил и тут — все высказывал какие-то прибаутки, шуточки — даже чернявые Азат с Аратом и те смеялись, щерились.
Так вот, до темноты, время и пролетело, а потом, с факелом в руке, явился, как обещал, Кузьма и, придирчиво оглядев работу, хмыкнул:
— Ну, однако, ладноть. Пущай хоть так. На! Забирай свою обувку!
Он брезгливо протянул Ратникову кроссовки.
— Никому не глянулась — жестковата больно, да и воняет премерзко.
— Чего это премерзко-то?
Михаил поспешно спрятал радость: все ж ходить босиком без привычки — не самое веселое дело.
И еще подумалось: вот чем Тема отличается от всех других — местных — отроков! По внешности — да, ничем, вон, тот же Кузьма так и сказал — все доходяги да сивые. Ничем, кроме одежды! И обуви. В чем Артем был? В шортах, майке, кроссовках, в носках даже. Ежели здешними глазами смотреть — очень даже смешная одежонка… запоминающаяся!
