Джонни долго стоял без движения, а потом начал раскачиваться, и его большие, по-крестьянски узловатые руки заходили из стороны в сторону, как маятники.
— Неправда. Все ты врешь, — упрямо повторял он.
— Пули убивают, это же война!
— Все ты врешь, — твердил Джонни.
— Ты можешь подохнуть, и Смит тоже. Вон, Смит уже умирает. Чуешь кровь? Откуда, по-твоему, так смердит — думаешь, на войне бражку гонят? Это запах смерти и трупов!
Джонни растерянно огляделся вокруг.
— Нет, ни за что не поверю. — Он прикусил губу и закрыл глаза. — Тебе веры нет. Ты — гад, ты злой, ты…
— За тобой ходит смерть, Джонни, смерть!
Тут Джонни заплакал, как младенец, брошенный в безлюдной пустыне. А Смит вывихнул себе плечо, пытаясь подняться. Джонни плакал, и большому миру был внове этот жалобный звук.
Мелтер подтолкнул потрясенного Джонни в сторону линии фронта.
— Давай. Беги туда и умри, Джонни. Беги туда и получи по заслугам: твое сердце пригвоздят к стене — получится кровавая медаль!
«Не ходи, Джонни! — Крик Смита утонул в жутком месиве его внутренностей, неслышный, бесполезный и беспомощный крик. — Не ходи, парень. Оставайся здесь, не слушай этого гада! Не уходи далеко, Джонни-малыш!»
Спотыкаясь и всхлипывая, Джонни побрел в ту сторону, откуда доносилось резкое стаккато пулеметных очередей, вперемешку с жалобным воем артиллерийских снарядов. Безвольно повисшей рукой он придерживал винтовку, приклад которой волочился по гальке, скрипящей раскатами каменного смеха.
Мелтер как безумный злорадно смотрел ему вслед.
Потом он поднял винтовку и зашагал на восток, а там поднялся по другому склону и скрылся из виду.
Смит так и остался лежать; его сознание постепенно слабело, мысли туманились, а Джонни шел все дальше и дальше. Ах, если бы можно было крикнуть: «Берегись, Джонни!»
Снаряд разорвался прямо у него над головой. Джонни без звука упал на землю и застыл, не шевеля своими диковинными конечностями.
«Джонни!»
«Ты утратил веру? Джонни, вставай!»
«Ты ведь не умер, Джонни?»
Смита поглотила милосердная темнота.
Скальпели поднимались и опускались, как маленькие острые гильотины, срезая смерть и гниение, обезглавливая страдание, удаляя железные обломки боли. Извлеченная из раны Смита пуля была выброшена; маленькая, темная, она звякнула в металлическом лотке. Доктора исполняли торопливую пантомиму, то наклоняясь, то кружа у стола. Смит свободно вздохнул.
Напротив, в тускло освещенном конце полевого госпиталя, на другом операционном столе лежало тело Джонни. Врачи склонились над ним в пытливых исканиях, совершая стерильное таинство.
