— В течение многих десятилетий общественные науки во всем мире находились под сильным влиянием больших теорий: марксизма и либерализма. Идеологии, основанные на этих теориях, формировали у людей представление о том, как устроена жизнь. Сейчас их влияние ослабло, а в России они сильно скомпрометированы. А нужна ли вообще большая теория для науки и для общества? Или сейчас такая теория уже невозможна?
—
На деле здесь два разных вопроса: возможна ли сегодня большая теория и нужна ли она? Давайте на минуту вернемся к марксизму. Когда Маркс публиковал свои тексты, сами по себе они еще не были большой социальной теорией. Даже когда эти тексты читались и горячо обсуждались в студенческих кружках, они все еще не были таковой. Большой теорией они стали благодаря тому, что в самой разной среде — социальной, профессиональной, политической — этот взгляд на общество, его критика прошли через пласты жизненных обстоятельств, ожиданий, предпочтений. «Большим» марксизм стал, когда Маркса начали читать заводские рабочие и примерять к своей жизни. Масштаб теории определяется широтой ее социального использования.
«Подобно тому как философия находит в пролетариате свое материальное оружие, так и пролетариат находит в философии свое духовное оружие» Карл Маркс
Противоположный пример — американский социолог Толкотт Парсонс, который, в отличие от Маркса и в противовес ему, предложил модель стабильной общественной системы, сразу продвигая ее как большую теорию. Это походило на успешную рыночную операцию: «Вы нуждаетесь в большой теории? Я вам ее дам». Однако в отличие от работ Маркса, критически объясняющих, как капитал делает историю, теория Парсонса в основном перекодировала обыденный мир в ученые термины. Протоколом этой перекодировки служил тезис устойчивости: общество функционирует системно и стабильно, любой обмен внутри системы и ее гармонических подсистем стремится к равновесию и так далее. В послевоенной социологии США, Германии и даже, с некоторыми оговорками, СССР этот способ перекодировки стал господствующим. Но уже нефтяной кризис 1973 года в США показал, что король голый: теория стабильной системы плохо объясняла рост цен и безработицы.
Теперь можно вернуться к вашим двум вопросам. Возможна ли большая теория в смысле Парсонса? Да, она всегда возможна. Как и полвека назад, сегодня социологи, экономисты, историки наперебой предлагают большие теории. Нужна ли она? Скорее, это дело институционального и политического спроса. А вот возможна ли большая теория в смысле Маркса, которая переводится на множество языков разных общественных сфер и стилей жизни? Это требует длительной социальной и исторической работы.
