Последний раз такое он чувствовал к Лауре в Бурже и сразу вспомнил, как когда-то декламировал ей Петрарку:
«Стрелу амура чувствую в себе.
Тревожит сердце сладостная мысль,
сбылись желания в моей судьбе,
с тех пор я счастлив, как вы родились».
Он поднялся и из томика стихов Франческо Петрарки вытащил её рисованный портрет. Но он, почему-то, уже не возбуждал в нем тех чувств, которые он испытывал раньше, до того, как познакомился с Елизавет. Да, много женщин мелькнуло в его жизни за прошедшие годы, но Лауру он помнил всегда.
Жан-Анри чувствовал, что он, как будто, изменил ей, но радостные воспоминания о Елизавет уносили Лауру в туманную, недосягаемую даль. Он захлопнул томик, встал и принялся одеваться. Надел на себя синий семёновский мундир, стряхнул голубую треугольную шляпу и решил идти в казармы, чтобы расспросить, по возможности, о Елизавет, но так, чтобы не возбудить лишнего интереса.
В дверь постучали, и она приоткрылась. В щели показалась остриженная кружком голова и спросила:
— Барин, одеваться будете?
— Уже, Еремей, — махнул рукой Жан-Анри, — оседлай мне вороного.
— Слушаюсь, барин, – поклонился Еремей и снова спросил: — Кушать подавать.
— Нет, — отмахнулся Жан-Анри, — пусть Акулина попить принесёт.
Еремей вышел и пока Жан-Анри надевал перчатки, в дверь снова постучали. Он открыл и увидел сияющую Акулину с кружкой сбитня, к которому Жан-Анри пристрастился в России. Он принял кружку и медленно выпил.
— Как ты? – спросил Жан-Анри, отдавая кружку и посматривая на округлый живот Акулины. Она зашлась румянцем и ответила, счастливо улыбаясь:
— Спасибо, барин, ножками сучит.
Акулина и Еремей служили у Жан-Анри с самого его появления в России. А потом поженились, чему Жан-Анри способствовал, так как слуг своих менять не любил, как и привычные перчатки. Поэтому достроил в своём огромном доме ещё один флигель, где их и поселил.
Жан-Анри вышел на улицу. Был ясный день, но свежий ветер дул из Невы и приятно бодрил. Жан-Анри принял у Еремея заждавшегося жеребца и вскочил в седло. Конь коротко храпнул и затанцевал. Еремей украдкой перекрестил уезжающего барина.
Жан-Анри поскакал к Мойке, мимо гостиного и мытного двора, перебрался через деревянный мост, где возле будки его поприветствовал семёновский сержант, и выскочил на перспективу, шелестевшую по бокам стройными рядами берёзок.
Копыта коня бодро выстукивали по камню красивое стаккато, и Жан-Анри полностью отдался движению и полёту. Впереди показался мост через Фонтанную речку и Семёновская слобода на том берегу. Конь, переходя в шаг, бодро застучал по деревянному помосту.
