В воскресенье, наскоро смастерив нехитрые приспособления, вполне похожие на удочки, мы, с разрешения капитана Ермашенко, отправились на Куницу. В обычное время, говорят, она совсем тихая и мелководная: воробью по колено. А сейчас вспухла от дождей, того и гляди, выплеснет мутные воды из берегов.
Дождь лил всю ночь, а к завтраку тучи поднялись. Посветлело. С ив, слегка тронутых охрой, стекала капель. Мы прошли вверх по течению, подыскивая местечко поуютней, и наткнулись на старшину Николаева. Он застыл в позе перовского рыболова над речкой и, казалось, совершенно ничего не замечал, кроме нырявшего в мелких воронках поплавка своей удочки.
— Клюет, товарищ гвардии старшина? — вежливо осведомился Генка.
— А как же! — Николаев выпрямился и повернулся в нашу сторону.
— Много поймали?
— Сказать много — не поверите, мало — чего доброго, на смех старика поднимете, — с усмешкой проговорил старшина. — Лучше скажу откровенно — ничего не поймал.
— А говорите, клюет…
— Клюет, точно. Располагайтесь рядком, убедитесь: клев хороший.
Дальше идти не имело смысла: Николаев первый в роте рыбак, на плохое место не сядет, так что от добра добра не ищут. Через минуту рядом со старшинским поплавком закружились на водяных воронках и наши.
— Ловись, рыбка, большая и маленькая, чаще большая, реже маленькая, — скороговоркой, как рыбацкую молитву, проговорил Генка, усаживаясь на корточки рядом со старшиной.
— Не желаете закурить, товарищ гвардии старшина? — Я протянул Николаеву свой портсигар. Он взял его, повертел в руках.
— Московский?
— Московский. В Бресте покупали.
— То-то я вижу — знакомые высотные дома изображены. Вроде бы на проспекте Калинина такие, где Военторг.
— Так точно.
Он возвратил портсигар, не раскрыв его.
— В жизни не курил. И другим никогда не советовал. Баловство. В войну, когда подрывным делом пришлось заниматься, кисет с табачком всегда при себе имел. Самокрутки вертеть здорово приладился. Так то ж для дела: цигаркой шнур удобно поджигать. Тыщу раз, наверно, держал в зубах цигарку, а курить не научился. Баловство! — Он скосил взгляд на поплавок и тотчас же стремительно, резко рванул на себя удочку. Крючок был пуст.
— Сорвалась, окаянная, — огорчился старшина. — Вы глядите за поплавками, клев-то, без трепу, начался…
Но клев не начинался. Первым это понял сам старшина Николаев.
— И-эх, горе луковое… — вздохнул он, выпрямляясь. — Нешто это рыбалка? Просто, уж если начистоту, деться некуда. Был бы дома — махнул бы дня на два куда-нибудь на старицы под Сызрань.
