Вот и наш дом… Наш подъезд… Наша лестничная клетка… Карпухиным — один звонок. Климовым — два звонка. Генка нажимает два раза. В коридоре щелкает выключатель, шаркают, приближаясь, шлепанцы. Дважды клацает ключ в замке, и на пороге — мой отец. Мы вскидываем руки под козырек.
— Валера, Гена! — радостно восклицает он и пытается обнять сразу обоих. — Солдатики вы мои! Лиля, Елена Петровна, Алексей Иванович! — прямо как у нас на вечерней поверке, выкрикивает отец в раскрытую дверь.
К нам навстречу, не давая войти в квартиру, бегут наши милые родичи… Объятия, радостные всхлипы матерей… А у меня комок в горле. Ни слова не могу выговорить.
— Ах, батюшки, ах, батюшки, — запричитала тетя Лена, прижимаясь к Генкиному мундиру. — Радость-то какая… Солдаты наши пришли.
— Слухайте, дорогие наши родители, может, для этого дела — имеются в виду объятия и поцелуи — нам лучше в дом войти? — предлагает Генка. — Какие у вас на сей счет предложения?
А спустя полчаса, после обязательной в таких случаях суеты, вся наша одиннадцатая квартира восседала за столом в большой комнате Карпухиных. За настоящим праздничным столом — с цветами и селедкой, с тонко нарезанным лимоном, со студнем, хреном, горчицей, непременной любительской колбасой и российским сыром, с пельменями…
— Богато живете… — заметил Генка. — Шикуете, можно сказать.
Алексей Иванович пошарил взглядом по столу и с укоризной сказал жене:
— Чего ж ты, мать, главное-то забываешь? Ставь, не жмись…
— Ах, батюшки, — снова перешла на фальцет тетя Лена. — Забыли мы с тобой, Лилечка, совсем забыли… Сичас, сичас… — И затрусила на кухню.
— Ну, докладывайте, служивые, рапортуйте родителям, — растягивая слова и по-волжски окая, обратился к нам Алексей Иванович. С такими словами он обращался уже трижды, но только я или Генка начинали свой рассказ, как Алексей Иванович моментально перебивая нас и начинал высказываться сам. Это повторилось и на сей раз.
— Видал, Вань, каких молодцов вырастили для Красной нашей Армии? А?
— Отец, — попыталась остановить его тетя Лена, — ты зубы-то перестанешь заговаривать? Наливай-ка лучше.
— Постой, мать… — у Генкиного отца слезились глаза от радости. — Не перебивай. Ты смотри, Иван Васильевич, и прослужили-то без году неделю, а, гляди, при галстуках, по лычке на погонах. Начальство! Ну, рассказывайте, рассказывайте, ефрейтора… Как служба? Что там ваши командиры про международную обстановку говорят?.. Вам, думаю, больше толкуют, чем нашему брату. Верно, Вань?
