— Стой! Куда?! — выкрикнул, увидев солдата, капитан Бадамшин.
Но было уже поздно. Генка скрылся в дыму, валившем клубами из сеней.
— Астафьев! Кто позволил? — раздраженно спросил ротный.
— Никто не позволял, товарищ капитан.
Бадамшин от злости выругался.
— Что стоите? Таскайте воду! — закричал он на нас и сам схватил брошенное Генкой ведро.
Со звоном полетели оконные стекла, не выдержав жара. Генки не было. На глазах начала прогибаться крыша. Генки не было. Пламя вырвалось из крайнего от крыльца оконного проема. А Генки все не было… К горлу подступил тугой комок, и никак не унять дрожь в руках и коленках. Кричала, голосила толпа. А Генки все не было… Я и сержант Каменев бросились к капитану.
— Т-товарищ к-капитан, — кажется, мы оба начали заикаться, — р-разрешите…
Крайние стропила рухнули, одно из них упало прямо на крыльцо. Над крышей взметнулись длинные багровые языки. В ту же секунду на крыльце появился Карпухин. Одной рукой прижимая к боку ящик, другой, закрыв лицо, он, шатаясь, пытался перелезть через горящее бревно…
— Беги, солдат, беги! — закричали ему из толпы…
Комбинезон на Генкиных плечах, на коленках горел.
От него клубами валил белесый пар.
Капитан, сержант и я, не сговариваясь, бросились ему навстречу. Все произошло в одно мгновение. Кто-то из нас выхватил у Генки ящик, кто-то перетащил его самого через бревно. Кто-то вырвал у пожарника брандспойт и сбил пламя с Генкиного комбинезона.
Потом мы отвели Карпухина в сторонку, отдали деду ящик с «казной» и снова побежали тушить пожар.
Дома отстояли. И правление тоже. Правда, огонь полностью уничтожил крышу. Сгорели перегородки в доме, крыльцо… Пострадали сенцы… Одним словом, капитального ремонта не миновать.
Мокрые, в перепачканных комбинезонах, разгоряченные, собрались мы возле машины.
— Все? — спросил капитан у лейтенанта Астафьева.
— Так точно, все налицо.
— Как чувствуешь себя, герой-пожарник? — Капитан Бадамшин легонько похлопал Генку по плечу.
Карпухин, прищурившись, смотрел на капитана и глуповато ухмылялся. Брови и ресницы у него начисто выгорели. На лбу, на щеках черные от сажи полосы.
— Нормально, товарищ капитан.
— Нормально… А брови, ресницы где?
Генка дотронулся пальцами до надбровья.
— Мать честная, — огорчился он. — Спалил. Ну да шут с ними, может, черные вырастут — брюнетом буду. Рыжие из моды выходят…
Подошел председатель, колхозники.
— Спасибо, Мансур Валиуллович. Всем твоим хлопцам спасибо, — сказал он Бадамшину, обнимая капитана единственной рукой. — По-фронтовому действовали, молодцы!
