И не пожалел.
В тот день мне предстояло на речном трамвае с ласковым прозванием «омик» переплыть Обь, побывать в большом приречном поселке, а к вечеру на том же «омике» вернуться обратно.
Я не успел взойти на судно, на трапе кто-то знакомо тронул меня за плечо. За спиной стоял Гоша.
— Слышь, земеля, я, конечно, извиняюсь, что вот так сразу… — он привычно покрутил перед лицом пальцами, трудно подбирая слова, — извиняюсь, конечно, и как-то неудобно даже говорить, вот подумаешь разное… Но прожился я в доску, клепать-колотить! Не дашь ли трояк, ей-богу, рассчитаюсь рыбой! Не такой! — Гоша презрительно мотнул головой на конец причала, где разномастная братия уже принялась за ершей. — Ну, а если не возьмешь рыбой, деньги верну. Ей-богу, верну!
В голосе его прозвучало столько безысходности — так ему надо было эти три рубля, — что я почти с испугом опоздать сунул руку в карман за кошельком. Тогда я не подумал, отдаст ли Гоша долг, скорей всего, что нет, может быть, я вообще не увижу его больше, но отказать не смог. Это была не просто просьба, какой-то крик, и он болью отозвался во мне.
— Держи! — сказал я, протягивая деньги. — Постарайся к концу недели вернуть. В конце недели я уезжаю.
Последнее я сказал просто так, потому что не знал, что сказать.
Только «омик» отшвартовался, только матрос собрал чалки, на крохотную носовую палубу, где я пристроился посидеть, пробрался розовощекий мужчина с портфелем.
— Если не возражаете, я рядышком…
И хотя сесть было совсем некуда, мужчина, по-бабьи подхватив полы плаща, втиснулся на узенький диванчик между мной и молодой женщиной с ребенком на коленях.
— Народ пошел! — нервно кивнул он через плечо на застекленный пассажирский салон. — Нет чтобы встать сорванцу, уступить место взрослому человеку, так ведь сидит! Видите ли, билет у него! Да что — билет, у всех билеты, сознание должно быть прежде всего! Чему их только в школах учат. И мамаша хороша: «Протопчешься!» Я-то протопчусь, только где у них совесть, спрашивается?
Он поерзал, устраиваясь поудобнее, быстро успокоился.
— Да бог с ними, пускай сидят, мозоли натирают… А мы здесь, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Верно я говорю?
Женщина неласково глянула на пришельца из-под приспущенного платка, плотно сомкнула губы, отвернулась.
— А портфельчик… портфельчик не надо пинать, там у меня может пролиться, — предостерег мужчина, когда женщина, потеснясь, нечаянно задела ногой его портфель.
Городской речной порт — не на самой Оби, на одном из крупных ее притоков. Пока «омик» шел по нему, лавируя меж неуклюжих громоздких барж, длинных верениц плотов, прикрытый высоким мысом, было относительно тихо. Но вот он выбрался на простор Оби — и тут заподдувало. Вспененные волны били в правый борт с такой силой, что невеликое суденышко как бы охало и постанывало, а брызги от волн нет-нет да и осыпали нас холодным душем. Женщина укутала свою девочку предусмотрительно прихваченным дома одеяльцем, мужчина-сосед натянул на голову капюшон плаща.
