Сердце Ивана Антоновича постукивало, возбуждая сладкие догадки о том, что собравшихся в лагере девчата имеют схожие с ним желания, и он легко достигнет поставленной цели.
С этим воспоминанием первая созданная его воображением картинка закрылась и поднялась на уровень восприятия.
Разные чувства рождались и умирали в Иване Антоновиче, и, пока не умерли, создавали разные картинки, каждая из которых по отдельности с непонятной очередностью то четко фокусировалась, то расплывалась маревом или казалась миражом. Все эти картинки просвечивали и виделись вместе. Поочередная расфокусированность их оживляла, но путала очередность событий.
Одна из сфокусировавшихся картинок показала веранду столовой, на которой толпа отдыхающих веселилась на празднике открытия смены душным вечером, переходящим в теплую влажную ночь. Студентов разделили на отряды, как в пионерском лагере, и организовали между ними спортивные и культурно массовые соревнования. Иван Антонович не любил самодеятельность и на праздник не пошел. Он гулял по опустевшим асфальтированным тропинкам и смотрел, как в южном небе зажигались все новые комбинации звезд, красота которых его завораживала. Неподалеку от входа на импровизированную сцену, в кустах, он неожиданно наткнулся на Юру в позе охотника, поджидающего дичь.
– Ты слышишь, как поет? – спросил у него Юра. – Она у нас комсомольский секретарь. Выделывается, конечно, но человек очень хороший. Она на всех концертах выступает. Сейчас будет танцевать.
– Стой, – Юра крепко сжал его руку.
По ступенькам с веранды сбежала девушка. До нее было не меньше двадцати метров, но Ивана Антоновича опахнуло ее энергией азарта, страсти и волнения. Замолчавший Юра сдавил его руку и поблескивал глазами.
Девушка оглянулась по сторонам, быстро сняла через голову платье, оголив крепкие груди, и нагнулась, доставая из сумки другую одежду. Из тени кустов переодевание на фоне освещенной сцены было хорошо видно.
– Не смотри, – давящим шепотом потребовал Юра, и они отвернулись. Иван Антонович затылком увидел девушку уже убегающей на сцену, в блузке и цыганской юбке, сказал об этом соседу, и только тогда смог от него вырваться.
Южные картинки всплывали в памяти Ивана Антоновича, собираясь в многослойный фильм, дополняемый звуковым фоном приглушенного шума моря, пляжного гула и медленных мелодий Джо Дассена и итальянцев. Изредка звук фильма подскакивал, подхлестываемый модными песнями про плохой барабан и бога-барабанщика или про голосок малиновки, которые поочередно, день ото дня, напрягали утреннюю тишину ущелья и плохо просыпающийся по утрам мозг студентов.
