— В чём твоя проблема?
«Очевидно, в тебе, — ответил заключённый. — Ты хотя бы знаешь значение слова стазис? Оно означает, что ничего не происходит. Ты стоишь здесь, ходишь мимо, заговариваешь со мной, да Бога ради — это полное надругательство, то, что вы новички всегда делаете. Как там говорится? Ах, да. Отвали».
Мои брови поползли вверх. До сегодняшнего дня каждый заключённый, который пытался общаться со мной, довольно очевидно стремился выбраться наружу, ну, или завывал, рехнувшись. Этот парень создавал впечатление просто… британского джентльмена.
— Чего? — сказал я.
«Ты слышал меня, Страж? Греби. Отсюда».
Я поразмышлял, не понять ли его буквально, просто из хитрожопости, но решил, что плоский юмор ниже достоинства чародея Белого Совета и Стража Предела Демона, опровергая, таким образом, всех, кто утверждал, что я не кто иной, как великовозрастная шпана.
— Кто ты? — спросил я вместо этого.
Долгое время было тихо. А потом ко мне пришла мысль, наполненная ужасной усталостью и чисто эмоциональной тоской, подобными тем, что я испытывал лишь в самые худшие моменты моей жизни. Но для этого существа такая боль не была низшей отметкой. Это было его постоянное состояние.
«Тот, кто должен быть здесь. Уходи, мальчик».
По мне прокатилась волна тошноты. Окружающее пространство внезапно стало слишком ярким, нежное свечение кристаллов слишком резким. Я опомнился уже в нескольких шагах от друзы, отступая до тех пор, пока этот ужасный прилив ощущений не сошёл на нет. Но это не помешало головной боли, спровоцированной этими эмоциями, обрушиться на меня так резко и сильно, что было трудно удержаться на ногах.
Я опустился на одно колено, стиснув зубы, чтобы не кричать. Головные боли неизменно усиливались, и, несмотря на то, что я учился справляться с болью всю свою жизнь, несмотря на могущество мантии Зимнего рыцаря — они начали основательно доставать меня ещё несколько недель назад.
Некоторое время я воспринимал только боль и ноющую, выматывающую тошноту.
В конце концов, боль медленно начала убывать, я поднял голову и увидел стоящую надо мной громадную фигуру в тёмном плаще. Она была десяти или двенадцати футов высотой и имела сложение и размеры тяжеловесного мускулистого человека, хотя я никогда на самом деле не видел большую часть сущности под плащом. Он уставился на меня из глубин своего капюшона парой ярко горящих зеленью булавочных огней, которые заменяли ему глаза.
— СТРАЖ, — произнёс он низким рокочущим голосом, — Я НА ВРЕМЯ ОСЛАБИЛ ПАРАЗИТА.
