Качество покрытия, вернее, любовь и тщательность, с которыми оно было сделано, поражали. Вдоль дорог шло два тротуара, – очевидно, для пешеходов и самокатных тачек, с которыми деловито сновали занятые на работе поморцы. По самой дороге неспешно катились примитивные поморские автомобили (очень редкие и преимущественно грузовые), запряженные лошадями кибитки, гужевые повозки и отдельные конные счастливчики. Последних, впрочем, тоже было немного. Верхом в поморских городах катались только местные конные полицейские, именуемые, как и в старой России «городовыми», все прочие, должны были вести коней под уздцы. Герсена и Игара это правило не касалось, поскольку уже много часов они болтались в длинной шестиколесной телеге, что использовались в Третьем кавалерийском для фуражных и снабженческих нужд.
Ферьярцы прибыли в Серафимье с огромным обозом, включающем почти четыре десятка подобных большегрузных возов. По старинному обычаю большая часть вооруженной охраны осталась в вагонетках на противоположной стороне Тамойского залива, а часть безоружных солдат (с одними только клинками), включая самого Герсена и Игара, верхом на пустых возах попали в бухту на пароме и потянулись долгою чередой в портовый Гостиный двор.
Вошли и разместились лишь к вечеру. Небо темнело, привычно уже гасло неподвижное Солнце. Лавки закрылись, и на большой торг Герсен решил отправляться утром. Страдающее презрением к миролюбивым поморянам большинство офицеров завалилось спать. Дело тут, конечно, заключалось не столько в презрении, сколько в том, что большинство офицеров бывало уже в Пятилахтинске и красоты поморского порта их не особенно привлекали. Молодежь из знатных семей, потрясая кошельками, ближе к ночи собралась прокатиться по вечерним заведениям, однако Игар подобных увлечений не разделял. И пока небо не погасло окончательно, в полном одиночестве пошел прогуляться по удивительному и прекрасному городку.
Людской поток, несмотря на вечернее время, по-прежнему разливался по улицам Пятилахтинска, и Игар, отвыкший за два месяца пребывания в лагере от городского столпотворения, мучимый удивлением и интересом, мотал головой, рассматривая дома. Он напряженно вслушивался в поморскую речь, которая была очень похожа на русский язык и потому казалась почти родной.
Внезапно, и совершенно неожиданно, как это всегда и бывает с подобными Игару увлеченными наблюдателями, кто-то сильно схватил его за плечо.
