Теперь самое неприятное, но самое важное – моя профессия. Я допил первый стакан кефира и взялся за второй. Кефир был жидкий, явно неоднократно разбавленный. И стакан сомнительной чистоты. Не берегут интеллектуальную элиту, заразы!
Итак, что у нас с профессией? Математик. Жуть кошмарная. Я всегда эту каббалистику терпеть не мог, и она отвечала мне взаимностью. Чужая память тут мало выручает – чтобы оперировать всеми этими формулами, нужно иметь особый склад сознания. И вот что странно: мозги тут ни при чем. Например, сейчас – достались мне мозги молодого математика Мухина, а толку? Все равно с души воротит, как только увижу лямбду с тильдой. Видимо, дело не в мозгах, а именно что в душе.
Впрочем, мозги тоже важны. Извилинами математика шевелить легко (они обычно очень хорошо разработаны), но… как-то нерадостно, что ли…
Вот и сейчас я добрую минуту собирался с духом, готовясь нырнуть в прозрачно-противные воды абстрактной логики.
Нырнул… и с удивлением понял, что вижу нечто знакомое. Вернее, не столько знакомое, сколько близкое… Ай да Мухин, ай да молодец!
Я залпом допил кефир. Кто бы мог подумать, что мой предшественник занимается таким важным для меня вопросом! Он бы подумать не мог. Он, кажется, вообще ничего не видел, кроме своих формул. Ну и дурак!
* * *
Мама открыла мне дверь с вопросом:
– Ну как все прошло?
Мне пришлось на мгновение напрячься, чтобы сообразить, о чем она. О лекции, о чем же еще! Месяц подряд ее ненаглядный сынок ни о чем другом говорить не мог – конечно, она прониклась. Не стал ее расстраивать:
– Все нормально! Через неделю еще одну лекцию читать буду!
– Им понравилось? – старушка даже засветилась от гордости.
Ни черта она не понимала ни в уравнениях, ни в философских категориях, всю сознательную жизнь в медсестрах. Но сообразила – ее любимый Леша поразил всех этих умников! Так поразил, что они его еще раз позвали.
– Не совсем, – я решил быть слегка честным. – Они не всё поняли. Но заинтересовались.
– Ой, как хорошо, – мама, коммунист с сорокалетним стажем, молитвенно сложила руки на груди. – Какой ты у меня умный!
И она порывисто подалась ко мне. Обычно в первые дни после смены оболочки я болезненно отношусь к близким контактам с людьми. Но тут… Она оказалась такая сухонькая, такая хрупкая, такая счастливая… Я обнял ее и даже поцеловал в щеку. Мама окостенела. Прежний Леша не баловал ее проявлениями нежности. Ну ничего, я это исправлю.
Мама, опомнившись, суетливо скрылась в ванной и долго там чем-то шумела. Я постоял у двери, но не нашел нужных слов. Вернее, решил, что сейчас ничего говорить не нужно. Вместо этого прогулялся по квартире, сверяя ее образ с памятью Мухина. Он к ней привык, ничего другого не знал и знать не желал, но мне тут сразу стало тоскливо. Много ковров и пыли, много полированной мебели, за которой его… то есть уже мои родители отстаивали огромные очереди еще при Андропове. Тяжелые шторы на окнах.
