– А секретаршу вашу, пожалуйста, не наказывайте! Я же понимаю, у нее работа такая…
Словом, в конце рабочего дня, убегая на танцульки, я искренне пообещал Валентине, что подниму зарплату. Она без улыбки протянула мне лист бумаги и ручку:
– Вот вам, Сергей Владимирович, бумага, пишите приказ.
– Завтра, Валентина, завтра.
– Завтра вы и не вспомните. Вы всегда только в первый день после отпуска о повышении говорите.
На том и расстались. Такая уж у нас, как подсказывала чужая память, традиционная шутка.
В клуб приехали к самому началу занятий, поэтому вступительное слово тренера пропустили. Впрочем, и не переживали по этому поводу. Встали в линию и принялись водить руками и ногами…
…Обратно ехали в молчаливом возбуждении. Я и не ожидал, что от дрыганья ногами может возникнуть такая неподдельная мышечная радость. Тоня щурилась и мурлыкала что-то про себя. Я прислушался: она отбивала счет: «Ча-ча-ча, два, три. Ча-ча-ча, два три…»
Настя уже спала, мы на цыпочках пробрались в спальню.
– Ужинать не будешь? – спросила Тоня.
– Да я, как ни странно, и не голоден.
– А я проголодалась, – жена вдруг обняла меня и принялась недвусмысленно оглаживать…
…Кажется, дочку мы все-таки разбудили. Но она девочка тактичная, поэтому не стала вламываться в родительскую спальню с вопросами, о чем это мы тут кричим.
* * *
Дважды в неделю мы отправлялись на танцульки, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Я получал два удовольствия сразу: от движений под музыку и от осознания собственной мудрости. Дело в том, что Тоня на танцах расцветала и становилась лет на пятнадцать моложе.
И это самым положительным образом сказалось на наших взаимоотношениях.
Так продолжалось две недели, а потом супруга неожиданно спросила:
– А можно, я буду еще в понедельник и среду танцевать?
Я задумался и виновато признался:
– Тош, у меня никак не получится.
– Да я вообще-то только про себя говорила… – Тоня уже погасла. – Ладно, извини, это я так…
Весь вечер она старательно делала вид, что все в порядке, но перед сном пожаловалась на головную боль и напилась снотворного. Я лежал рядом с женой, слушал ее неровное дыхание и пытался смоделировать ситуацию.
Теоретически, можно и мне напрячься, танцевать не два, а четыре раза в неделю. Но это временное решение. Тоня в точке неуверенного равновесия. Она пытается выйти из-под моего крыла, сделать что-то сама. Что-то, что позволит ей себя осознать. Пока что у Антонины было все одно доказательство собственного существования – дочка. Любому, кто спросит мою жену: «А что ты сделала в этой жизни?», она молча покажет на Настю, и этого окажется достаточно.
