Сергей покраснел и отвернулся.
— Не болтай, поднимайся, пристрой парнишку. — И ушел.
Сергей снял вещмешок с одного плеча, шинельную скатку с другого, а куда это имущество деть — не знает. В руках держать — ни то ни се, и положить, куда ни положи — на виду.
«Ну, где-то никак не раскачается бабуся».
— Здравствуй, молодой человек.
Обернулся — «бабуся» лет двадцати пяти такая стоит перед ним. Рыженькая, в белом шелковом халате до полу, на плечах белая шелковая шаль. Что куколка тутового шелкопряда, которая уже прогрызла кокон и вот-вот выберется из него серой бабочкой.
— Ординарцем к нам? Слава богу. А то у командиров эскадрильев у всех есть, мой скромник на жену надеется.
«Командиров эскадрильев, — передразнил хозяйку Сергей. — Майорша, а Дунька Дунькой».
Майорша подошла к зеркалу. Зеркало маленькое, для бритья, висит на гвоздике. Сдвинула на спину шаль и занялась прической.
— Чего и уставился? Обслепнешь. — Она воткнула в спелые губы черную шпильку, широкие рукава халата скатились к плечам, обнажив руки.
Сергей швырнул мешок в угол, расстегнул рукава гимнастерки и закатал их.
— Что прикажете делать? Вам кофе или…
— Без иронии, сержант. Кофе сварено.
— Между прочим… как вас по имени-отчеству?
— Любовь Андреевна.
— Так вот, Любовь Андреевна, кому-кому, а вам-то надо бы правильно говорить слово «эскадрилья».
Говорят, что большая дружба и даже любовь порой начинаются с ссоры. Проходит вражда, приходит привязанность. Неприязнь поселяется навсегда. Она не делает людей врагами, на и друзьями они никогда не станут. У Сергея к майорше неприязнь появилась тут же и росла день ото дня. Зато Любовь Андреевна день ото дня добрела к нему. И когда майор уехал на командирские сборы в округ, она не вытерпела, подсела к ординарцу и спросила:
— Ты любил кого-нибудь?
— Что? — и отодвинулся. — Когда бы я любил, если сейчас мне девятнадцати нет, да скоро полтора года, как в армии.
— А тебя? Тебя-то, наверно, любили девчата?
— Не знаю. Пока ни одна не призналась.
— Этак ты и умрешь холостяком. Поведать тебе легенду? Есть у нас, в Красноярском крае, легенда о последней спичке. Охотничек один мне ее рассказывал… Не проболтайся майору, смотри. Слушай.
Случилось это, когда тайга только-только узнала спички, табак и порох, но еще не отдавала предпочтения ни мужчине, ни женщине. Перед ней все люди были одинаково слабы и поэтому равны. Было этакое таежное равновесие: все промышляли.
Настала ночь. Месяц запутался в густой гриве кедра, как гребень в молодых кудрях, и никак не мог выбраться на небо. Темно и жутко. Сычи кричат, по деревьям звериные тени лазят.
