У крыльца разулись.
— Здравствуйте, — робко поздоровался он, едва перешагнув порог. Высоки пороги у Демаревых.
Илья Анисимович и головы не повернул. Анна Ивановна откивнулась-таки и удалилась в горницу.
— Сейчас поедим. Батя вот бабки подобьет, — шепнул Сергей Петьке. — Давай руки пока вымоем.
Вымыли руки. Решили на черновик задачку по алгебре, а счеты щелкают и щелкают. Илья Анисимович, придерживая пальцем цифры, усердно гонял облезлые косточки по медным спицам.
Из горницы выглянула Анна Ивановна, поманила сына пальцем, отвела в глубь комнаты и, по-бабьи скрестив под грудью руки, резко повернулась к Сергею:
— Ты зачем опять привел его? Другого времени тебе нет друзей водить?
— Отобедать с нами.
— Ишь ты! Богач какой. Мало — из дому тащит, харчевню еще открыл.
Нет, она не кричала, но кухня не за горами. Петьке только повернуться бы и хлопнуть дверью, но он не повернулся и не хлопнул. Он будто и не слышит, что говорят там, в горнице. Ждет чего-то. Дождался.
Илья Анисимович закрыл блокнот, повесил счеты на стенку.
— Петя, у тебя, наверно, свой дом есть? Вот и ступай домой, а это наш. Или вас на мое иждивение перевели?
А Петька, как правдашний, мыл руки, осторожненько, кончиком полотенца вытирал их, одергивал рубаху: не полезешь неряхой за стол к порядочным людям. Порядочные люди…
— Эх, вы! Ж-жадюги! — не сдержался Сергей.
Перед ним на пороге вырос отец.
— Жадюги, говоришь? Вот когда помозолишь это место, — Илья Анисимович похлопал себя по загривку, — посмотрю, чего запоешь.
— Да ты-то не это мозолишь. Которое пониже.
— Цыц! Куда булки дел?
— В школу отнес.
Отец с матерью переглянулись.
— Выйди-ка, Анна, мы поговорим с ним. По-мужски поговорим.
— Попробуйте, троньте только…
— Ни-ни-ни, боже избавь. А ты трусоватый, сынок. Отец смелее был. Мельчает порода. Умнеть когда начнешь? Мы с маткой хитрим-мудрим, от себя отрываем, чтобы родной сын ел досыта, да учился, да в люди вышел, человеком стал, а он эвон чего вытворяет: последние родительские крохи друзьям скармливает.
— Крохи? Вы посмотрите, какие у Колесовых крохи. А чем Петька хуже меня?
— Люди, сын, тогда равно заживут, когда пальцы на руке одинаковыми станут. А то посмотри: длиньше, короче, толще, тоньше. Понимать пора, жених уж. — И отец, оттолкнувшись от дверного косяка, шагнул на кухню. — Пошли, мать, кусок хлеба для сына зарабатывать.
И они сгинули, как в страшной сказке разбойники или нечистая сила после третьих петухов: по двору не проходили и в ограде нигде нет.
