– Да, это неожиданно и очень кстати, – сказала она. – Только надо договориться с кем-нибудь из знакомых, чтобы пожили здесь это время, сейчас пустые квартиры так грабят!.. Каждый день рассказывают.
Телефон зазвонил, когда она мыла посуду, пытаясь сообразить, что же можно сделать, и окончательно понимая, что сделать ничего нельзя, да и не стоит, если честно: эти полгода дадут единственную возможность просуществовать потом какое-то время, и придется все вытерпеть, потому что иначе нищета разрушит их печальную, но все же романтическую любовь еще быстрее, чем разлука. Она не представляла, как будет себя с ним чувствовать, если придется скрывать рваные колготки, как будет принимать его подарки, садиться в машину… Хватит, рваные колготки в ее жизни уже были…
«Вас не слышно», – сказал муж в комнате и положил трубку. Через минуту звонок раздался снова, она дернулась, но сдержалась – сейчас нельзя, надо все устроить. Как же неудачно он выбрал время! Муж положил молчащую трубку, тихо пробормотав испанское ругательство. Муж никогда бы не позволил себе сказать то же самое при ней по-русски – в отличие от него, в отличие от него…
– Вынеси, пожалуйста, мусор, пока я соберусь! – крикнула она и ушла в ванную. Сквозь шум воды прислушалась… Вот он захлопнул за собой дверь… Она выскочила голая, мокрая, оставляя следы на линолеуме, сдвинула защелку – может, муж взял с собой ключ, – набрала его номер… «Что случилось?» – «Да, это я звонил…» – «Что, что случилось?! Скорее…» – «Я хочу тебе рассказать… Мне кажется, я заболел… Знаешь, похоже, что действительно крыша поехала». Ее передернуло: даже сейчас она заметила этот отвратительный жаргон. «Приезжай… В половине шестого будь у Ленкиного подъезда, ты же знаешь где. У меня будет двадцать минут». – «Хорошо, я приеду на такси, “жук” слишком заметен».
Муж уже звонил в дверь.
– Подожди, я в ванной! – закричала она, бросив трубку.
* * *
Было около двух ночи.
Журавский сидел в кресле, выглядел свежим, чуть улыбался, на коленях держал поднятый с полу английский “The Personalist”, даже листал его, поглядывая иногда в текст. Плотников сидел на выдвинутом в середину комнаты стуле, положив ногу на ногу по-американски, щиколоткой на колено, дымил трубкой, наполняя душную комнату приторным запахом не то «амфоры», не то «клана». Кравцов стоял у двери, прислонясь к притолоке, с любопытством искренним и наивным продолжая оглядывать комнату – пыльный резной буфет, картины в облезших золотых рамах, огромный дубовый стол и старый «рейнметалл» на нем…
