– Вот ты говоришь, а я что? Я ничего. Мне твои шутки по фигу.
– Вчера дождь был, а сегодня вёдро. Оно, конечно, если так. Но, с другой стороны, все же.
– Они все думают, что так и надо. Пускай, но я так не думаю.
Изба стоит на гранитных валунах, лицом к лесу, сложенная из мореной сосны и крыта шифером. В стороне дровяник и сарай, крыша которого поросла мохом. Избе без малого сто лет, а стоит крепко.
Лес, что за избой, простирается на несколько сот километров: уйдешь в него – и пропадешь. Так и ушел старик неделю назад. До сих пор его нет.
– Ты не думай, я не такая. Это они все полоумные. Я образованная.
– Бредень надо наладить. Рыбы прорва. Ухи хочу.
За избой грохнуло.
– Опять Севка балует. Жопу ему надеру.
– Дитя. Чего с него взять-то. Я рожала, мне и жопу ему драть.
– Родила кобыла жеребца, а ён на одну ногу хромает. Оно конечно, если так. А если иначе, то что?
– Все вы уроды. Кто хром, кто косоглаз. А на уме одно. Блядки.
– Чья бы корова.
Опять грохнуло.
– Оторвет ему бошку-то.
– Язык без костей. Не зря тебя председатель в президиум сажает. Знай, болтай. Сходил бы, поглядел, чего он там грохает.
– А ну его. Хотелка выросла, а ума нет.
Мычание коровы тоскливо и протяжно. Тяжело бедной с полным выменем стоять у жердины.
Баба ушла. В горнице тихо. Сверчок начнет свои рулады ночью.
Тикают ходики. От печи прет духовитый аромат: там томится горшок с мясом. Забили бычка хозяева.
Кто бьет скотину средь лета? Полоумные они. Не далее как вчера он пошел в поле. Косить якобы. А пришел в поле – как сел под кустом, так и просидел до полудня. В полдень кто же траву косит. Он и ушел, так травы и не накосив.
– Если все так, то ещё ничего. А то все, кто как. Как черт им на душу положит. Бога позабыли.
– То-то ты, баба, часто молишься, я погляжу. Мясо спрело уже, а ей хоть кол чеши.
