– В одиннадцатом веке такой способ обработки стекла в Богемии еще не знали, – утер нос изыску Петр Петрович.
– Фи, какой. Мог бы промолчать, – Анна надула губки.
Что за прелесть эти губки. А зубки-то, зубки. Истинно жемчуг.
На десерт Серафима приготовила клубничный мусс.
– Раньше, когда мы с Анной были детьми, на даче мама нам готовила такой мусс. Но это летом. А теперь и осенью можно.
Серафима умеет так улыбнуться, что самый ярый противник женщин растает, как снежная баба под лучами солнца. Петр Петрович не страдал всякого рода фобиями, и потому улыбка Серафимы попала точно в цель.
– Мусс муссом, а слушать мой роман вы намерены дальше? – В Анне заговорил автор. Точнее, ее авторское честолюбие.
– Конечно, – неуверенно отвечает Петр Петрович.
– Издашь свой конгениальный роман, тогда и почитаем. Ты, как все авторы, читаешь так заунывно, что глаза слипаются.
– Петр Петрович! – восклицает Анна Ивановна. Изгиб её губ вопиёт: защити, меня обидели. – Скажите! – Теперь и брови включись. – Я заслужила это?
У доктора гинеколога голова идет кругом. Перед ним две женщины. И обе ему более чем симпатичны. Искус и изыск. Как романтично и одновременно интригующе.
Анна продолжает изгибать нитку рта в причудливой кривой. Серафима складывает губки бантиком. Мгновения – и снаружи кончик языка. Дразнит Петра Петровича стервочка.
По окнам лупит косой дождь. Доносятся отдаленные звуки города.
Анна Ивановна встает во весь рост. Какая стать! Полет рук и неожиданно звучит приглушенный, доносящийся будто из глубины веков голос:
«Когда внезапно возникает
еще неясный голос труб,
слова, как ястребы ночные,
срываются с горячих губ;
мелодия, как дождь случайный,
гремит и бродит меж людьми
надежды маленький оркестрик
под управлением любви».
«Они помешались на песнях Окуджавы», – решает Петр Петрович и неожиданно для себя продолжает песню:
«В года разлук, в года смятений,
когда свинцовые дожди
лупили так по нашим спинам,
что снисхождения не жди,
и командиры все охрипли…
Тогда командовал людьми
надежды маленький оркестрик
под управлением любви».
Гость не успевает закончить куплет, как младшая сестра продолжает:
«Надежды маленький оркестрик
под управлением любви.
Кларнет пробит, труба помята,
фагот, как старый посох, стерт,
на барабане швы разлезлись…
Но кларнетист красив, как черт!
Флейтист, как юный князь, изящен.
И в вечном сговоре с людьми
надежды маленький оркестрик
под управлением любви».
– Господа! – прерывает пение Анна Ивановна. – Не кажется ли вам, что наш вокал затянулся?
