Пусть теперь ежатся, живые клочья плоти. Жизнь отдельно, герои отдельно. Все формы борьбы за власть полюбовны, все обстоятельства террора принудительны. И новый герой Олег Ляшко уже напрягается телесным низом в революционном порыве к тотальной педофилии. Он еще пошумит, «шаршавое животное», пока не попадет в руки бойцов Коломойского.
Батальоны просят еды. Им с воодушевлением твердят: «Героям - слава!» Воздух снова пахнет подгоревшей яичницей катастрофы, хотя комиссары Госдепа и эмиссары Евросоюза хранили свои яйца в разных корзинах. Где выход? Там же, где и вход. Только платить придется дороже: «В игольчатых, чумных бокалах мы пьем наважденье причин...».
А для истинно русского человека власть - тяжкое бремя ответственности перед Богом и Россией. Едва ли не наказание. Вековые устои самодержавия и православные традиции престолонаследия не сказать, что полностью исключали - они не позволяли опасно развиться авантюрной страсти властолюбия, сопряженной с мировой историей отравлений. Всегда было заранее известно, кто унаследует престол. Наследника потому и воспитывали в духе национальной ответственности за судьбу Отечества. Остальных великих, князей, если таковые имелись, готовили, как правило, к военной карьере.
В силу установившегося порядка российскому самодержцу от рождения и до смерти нечего было желать и не к чему стремиться, кроме как к процветанию Отечества и укреплению государства. При этом вовсе не обязательно иметь семь пядей во лбу. Рядом всегда находились те, которые их составляли.
Александр мечтал укрепить Россию путем демократического реформирования самодержавных институтов, имея в виду прежде всего конституцию. Туда, куда Россия могла в результате прийти, кошерные народовольцы идти не желали, и русский царь был разорван их бомбой, вложенной в руки некошерных. Его сын, Александр, недолго размышляя, отринул парламент и конституцию, ужесточил ограничения для агрессивных гешефтмахеров, восстановил политическое равновесие в стране, урезонил Европу. Укрепив авторитет России, спокойно удил рыбу или пил коньяк с генералом Черевиным. Плевать он хотел на всякие сомнительные союзы, коалиции и соглашения - Россия сама по себе.
Европа могла провалиться в преисподнюю - удочка в руке российского императора не дрогнула бы. Европейские монархи и премьер-министры мучались комплексом неполноценности, но поделать ничего не могли: «Власть отвратительна, как руки брадобрея». В государственном аппарате Александра, как и до него, инородцев имелось множество. Такова была традиция, не им заведенная. В стародавние времена иноземцев приглашали в Россию даже на княжение, хотя это и не укоренилось в традицию. Укоренилось другое: иноземцы становились в России более русскими, чем аборигены. Что-то неуловимое обращало их в русскость, одухотворяя величием и осеняя простотой духовности.
