— Но в этот момент, в этот самый миг, когда они так вот сидят, на такой вот вытянутой на берег лодке, где-то там, за морем, и за еще одним морем, и за еще одним... То есть в страшной дали — гремят выстрелы, залпы... Станет ли он вслушиваться, ловить отзвуки этих залпов, ловить запах гари и пороха, едва доносимый ветром?.. Когда ждет единственного — чтобы вы ответили ему, сказали коротенькое «да» — и в этом «да» — вся его жизнь?..
Тем более, что ведь и гари, и залпов до него не доносит. Все это скорее всего лишь его фантазия, остатки фантазии... А если вдруг и прозвучит выстрел, то кто знает, что это: охотник метит в утку, или добивают последней пулей Конарского, или в самом деле — это первый выстрел, а за ним грянет битва?.. Но тут ведь масса соблазнов. Сказать себе, что я ничего не слышал. Или — что с меня достаточно, Или — что все бесполезно, ведь известно уже, чем это кончается, на каком метре обрывается лунная дорога... Мало ли что можно себе сказать! И все будет правда, или почти правда.,. И никто не укорит его, не проклянет, хотя и славой — на веки-вечные — не отметит... Но в конце-то концов зачем ему она, эта слава, приходящая к мертвым? Он жив, и в руках его — жизнь, и она вот-вот вымолвит свое «да»... Вот чего я не понимаю, не могу постичь — его выбор... А вы? Вы — понимаете?..
— Не знаю,— сказала она.— Тут надо подумать... На самом-то деле ведь так и бывает: он уходит. Туда, где, как вы говорите, залпы... Она говорит ему «да», но он уходит. Может быть, она потому-то и говорит ему «да», что знает: он уйдет... Разве не так? Иначе они бы не сидели ночью, на берегу, в лодке, как мы с вами... Правда?
Она засмеялась — приглушенным, задержанным где-то в груди смехом, тряхнула головой и коротко, дразняще взглянула ему в лицо поверх рассыпавшейся по щеке пряди волос.
Она права, подумал он. В чем-то... В чем-то она права. И сейчас все это кончится. Сейчас мы встанем, разойдемся... И когда-нибудь я опишу эту ночь, эту сцену, и прибавлю то, чего не было, но могло быть... Для художественной завершенности. Но она в чем-то и в самом деле права...
— Вот почему он уходит. Он ведь и сам чувствует, что если не уйдет, останется, она ему «да» не скажет... Да еще пани Далевская!.. Что вы! Да она бы его вмиг разлюбила!
У нее это так горячо, так убежденно вырвалось... Он даже рассмеялся от удовольствия, наблюдая за вей, обрадованной собственном догадкой.
— Разве не так?.. Конечно, разлюбила б!.. Да вы на себя посмотрите, загляните в себя — вы бы остались, не ушли?..— Она отодвинулась от него и победно посмотрела ему в глаза.— Вы ведь сами...— Он старался не слушать, не слышать ее торжествующей, пылкой тирады.
