— Нет, мы добровольцы, — ответила Ассоль.
— А почему такой грязный? — спросил знахарт.
Ассоль посмотрела на Мюллера, будто впервые увидела, и всплеснула руками:
— Ой! Ты где так испачкался?
— Я тебе уже говорил, — ответил Мюллер и насупился.
Его всегда злило, когда мама задает вопрос, выслушивает объяснение и тут же забывает, что услышала, а потом ругается, что ничего не сказал. И не только мама такая, взрослые все такие. Хотя знахарь, может, и нормальный.
— Да неважно, — сказал знахарь. — Пусть сходит в умывальник, а одежда сама обтрясется. Тебя как зовут, добрая женщина?
— Ассоль, — ответила Ассоль, улыбнулась и стрельнула глазами, как все время делают шлюхи в таверне, где работает отчим Барт.
— Раньше в лазарете работала? — спросил знахарь.
— Нет, — помотала головой Ассоль. — Но теорию знаю.
— Теорию все знают, — сказал знахарь. — Иди вон туда, видишь, целая стайка пингвинов, их прямо в монастырях учат за больными ухаживать.
— Пингвинов? — переспросила Ассоль.
Знахарь открыл рот, чтобы начать объяснять, но Мюллер успел объяснить раньше.
— Монахинь, — сказал он. — Они издали похожи на заморских птиц.
— Ох, — сказала Ассоль и покраснела.
— Она раньше была монахиней, — сказала Мюллер знахарю.
И сразу понял, что сморозил глупость, вспомнил, как сильно она стесняется той истории, когда Барт якобы вынудил ее нарушить обеты. На самом-то деле вынудил ее не Барт, а сам Птааг, а подговорил его Мюллер, но Ассоль придумала себе другую историю, а в правду верить не хочет, хотя Мюллер ей однажды рассказал, как все было на самом деле. А она сказала, чтобы он так больше не фантазировал, дескать, сказки придумывай, а реальные истории не переиначивай. Так и не поверила, что Мюллер ничего не переиначивал, а рассказал ей истинную правду и ничего сверх того.
— Пойдем, Мюллер, — сказала Ассоль.
Ухватила за рукав и потащила прочь от доктора, но не к монахиням-пингвинам, а совсем в другую сторону. Мюллер понял, что с пингвинами она разговаривать не желает. Видимо, боится, что доктор им расскажет, что она тоже была пингвинихой, они станут расспрашивать, как она нарушила обеты, а ей станет стыдно. Зря Мюллер рассказал про ее прошлое, а Ассоль не зря твердит чуть ли не каждый день: «Сначала думай, потом говори». Не все советы, исходящие от взрослых, одинаково глупые.
Мюллер решил, что пора успокоить маму Ассоль, поговорить с ней о чем-нибудь отвлеченном.
— А от чумы умирают все, кто заболел? — спросил он.
