Выслушав мой отчет о проделанной работе, она одарила меня презрительным взглядом, фыркнула что-то и плюхнула на стол внушительный том – телефонную книгу.
– Звони! – приказала она. – Бестолочь! Звони по всем психбольницам и спрашивай Бернарда, черт тебя подери!
Странно, что я сам об этом не подумал. Идея, конечно, была блестящей, но только никакого Бернарда нигде не оказалось. Никто никогда не слышал о таком профессоре, и мы осознали, что оказались в тупике.
– Позвони ее родителям, – взывала Агата.
– У нее остался только отец – и я не знаю его номера телефона...
– Позвони своим родителям, – не унималась она.
– Они не видели Роз 15 лет. Только я и поддерживал связь.
– Но, должен же быть кто-то... Подруги, любовники... Родственник чертов! Соседи... Ах, да соседи не знают.
– Все бесполезно..., – твердил я. – Или она объявится сама, или...
– Она бы уже объявилась. Сам говорил, у нее был прием назначен. Сам говорил, пиццу кто-то заказал. Сам говорил, дверь была открыта.
Исчерпав все аргументы, она снова сунула мне в нос телефонный справочник:
– Звони в больницы и морги!
– Может, еще в полицию?
– А что, полицию не вызывали?
– Не вызывали... Ничего же не произошло, что делать полиции?
– Идиот! – заорала Агата и швырнула в меня какой-то книжкой. У меня хорошая реакция, я быстренько нагнулся, а книга угодила прямехонько в картину с табуном. Беззаботные лошади вздрогнули, потеряли равновесие и шлепнулись на диван. И тут мы увидели какую-то дверцу в стене. Она была оклеена точно такими же обоями как стены и не имела ни ручки, ни замочной скважины.
Мы с Агатой переглянулись и синхронно ринулись к дивану. Агата оказалась более ловкой. Она вскочила на диван и попыталась ногтями подцепить дверцу, но ногти не пролезали в узкую как лезвие щель.
– Нож давай! – завопила она.
Я кинул ей ножик для разрезания бумаги. В узкой, едва ли в половину толщины стены нише лежала обычная магнитофонная кассета. Агата с победным кличем схватила ее и перевернула.
– Арчи! – крикнула она громовым голосом викинга. – Здесь написано "Арчи"!
Мы расположились в гостиной и включили магнитофон. Агата извлекла остатки джина. Я одарил ее зверским взглядом, но она истолковала его по-своему:
– Ничего... Там есть еще. Я купила...
– Поесть бы чего, – предложил я, но спохватился: – после... Сначала надо послушать, что там такое. Включай.
Сначала раздавались лишь потрескивание и шум. Потом мы услышали странный голос. Не похожий не на мужской, ни на женский. Это был, если можно так выразиться, голос вообще. По нему нельзя было определить ни возраст, ни уровень образования, ни примерное место рождения. Он не нес ничего, за что можно было бы зацепиться.
